Коллектив авторов - Седые дети войны: Воспоминания бывших узников фашистских концлагерей

Поместье, где мы работали, называлось Кассель-фитц. Работы было много: по уходу за скотом; по очистке от навоза хлевов, по заготовке кормов, уборке с полей турнепса, брюквы, свеклы, капусты.

Нас, маленьких, заставляли подметать двор, мыть полы в бараке, ходить за хворостом, лес был недалеко. Одежда на нас была изношенная, старая, почти не грела, поэтому я и младшая сестра все время болели. Кормили в основном супом, состоящим из горячей воды и кусков брюквы. Если старшей сестре удавалось стащить, когда работала в поле, морковку или картошину, это уже был чуть ли не праздник. Если сестры попадались с овощами, то получали плеткой от охранниц.

Там мы жили до самого освобождения в начале мая 1945 г. Помню, мне было 8 лет, к бараку подошли наши солдаты с автоматами на груди и сказали: «Все, конец войне, собирайтесь домой». Сколько же перенесли мы и все узники фашистской неволи, этого не подсчитать никому и никогда! Как все выдержала наша мама — Мария Васильевна, трудно описать. Она дала жизнь нам дважды, когда родила и когда спасала нас все эти страшные четыре года войны. Спасибо тебе, мама! Отцу тоже выпало нелегкое испытание: все эти годы он о нас ничего не знал.

Когда мы вернулись из Германии в Никольское, то дали отцу телеграмму в Куйбышев. Он немедленно приехал за нами. «Летел, как на крыльях», — говорил он нам потом. Брат Михаил из последнего лагеря в Латвии бежал и самостоятельно добрался до отца. Это было раньше нашего приезда.

Почему мы выжили? Видимо, безграничная любовь нашей мамы к нам, детям, ее трепетная забота, самопожертвование, непоколебимая вера в Бога помогла нам выжить. Послевоенное детство, юность наша прошла в рабочем поселке Петра-Дубрава. Там, на эвакуированном заводе № 52 (теперь завод «Коммунар»), наша семья (кроме меня) отработала 125 лет.

Благодаря нашей матери и отцу и, конечно, большому личному желанию мы, четыре узника получили хорошее образование. Брат Михаил закончил строительный институт, сестра Вера — плановый, я — политехнический в Ленинграде (вечерний факультет), сестра Женя — гидротехнический техникум, и только старшая сестра Люба — курсы бухгалтеров.

Егорова(Павлючкова) Анна Ивановна

Павлючков Михаил Иванович

ур. с. Ловать Хвастовичского р-на, проживает в д. Лапшинка Боровского р-на Калужской области

Во время войны в августе 1943 г. нашу деревню всю сожгли немцы. А нас угнали в плен.

Состав семьи: мать — Павлючкова Екатерина Николаевна 1888 г.р., отец — Павлючков Иван Мареевич 1880 г.р., сестра родная по матери — Годунова Александра Петровна 1920 г.р.

Путь следования в плену. Гнали нас до Бежицы, там мы прожили дней пять, а потом загнали в вагоны и повезли. Привезли нас в Литву, лагерь Алитус. Там мы находились месяца два или более.

Потом была комиссия, и всю нашу семью отправили в Австрию, в лагерь Нинтерберг. В этом лагере оставили мою сестру, а нас угнали в лагерь Коттенбрун. В этом лагере мы находились до апреля 1945 года. Лагерь Коттенбрун находился примерно в 30 км от Вены и 12 км от г. Венносштат. Лагерь был освобожден Советской Армией в апреле 1945 г. После освобождения нам сказали, чтобы мы самостоятельно возвращались на Родину. Примерно 300 км прошли пешком и добрались до какого-то города. Там нас сформировали в состав по областям, отправили на Родину. Довезли нас до Брянска в сопровождении капитана. От Брянска мы добрались до своего села в июне 1945 г. Село было все сожжено, колодцы и даже погреба были взорваны.

Ермолюк(Руденкова) Людмила Ивановна

1933 г.р., г. Гомель (Белоруссия), проживает в г. Обнинске Калужской области

Родилась я в городе Гомеле в семье военнослужащего 34-го Казачьего полка 6-ой кавалеристской дивизии Белорусского военного округа Руденкова Ивана Григорьевича. Мама Ася — жена отца от второго брака и сводные братья Станислав и Анатолий — таков состав нашей семьи.

Война нас застала в западной Белоруссии в районе г. Белостока в местечке Кшева, где располагался наш полк. Семьи офицеров были расквартированы в помещичьей усадьбе. Места изумительной красоты. Усадьба стояла на бугре, а внизу протекала речка.

На рассвете 22 июня мы услышали гул самолетов и увидели, что все небо черно от немецких самолетов. Они четко отбомбились до усадьбы и после усадьбы. Ни одна бомба не попала на территорию. Очевидно, немцам было указание не бомбить панскую усадьбу.

Гарнизон был поднят по тревоге. Семьи упаковывали вещи первой необходимости и ждали, когда подадут повозки, чтобы отвезти нас в Белосток и посадить на поезд. Приехали поляки на повозках и повезли нас в сторону Белостока.

Мы видели, как кавалерия выстроилась рядами. Начищенные до блеска орудия сверкали на солнце. Помню папу, сидящего на белой лошади по кличке Елена. Рядом с ним — его ординарец на коне, держащий под уздцы еще одного папиного коня — Дарданелла. Проезжая мимо нас, папа соскочил с коня и попрощался с нами, наказав матери и бабушке пробираться в Гомель (бабушка перед войной приехала погостить к нам). Велел беречь детей. Нигде не говорить, что мы семья политработника. Мне велено было говорить, что папа работал на хлебопекарне, а мама прачка. Мы долго смотрели вслед уходящему полку. Это был последний раз, когда мы видели папу. Прощание навсегда.

Наша семья ехала на двух подводах. На первой — бабушка с Толиком, а на второй — мама, Стасик и я. Проехали Дроздово, Ломжу. Когда оставалось недалеко до Белостока, налетела немецкая авиация и смешала землю с небом. Уже смеркалось, но от разрывов бомб было светло, как днем. В этой суматохе мы потеряли бабушку и Толика. Наш поляк-извозчик свернул с дороги и повез в сторону леса и хутора мимо болот. Среди болот он нас ссадил с телеги, оставив нам один чемодан и уехал с остальными нашими вещами. Когда немного затихла бомбежка, мы огляделись и пошли в сторону хутора. На хуторе собралось нас несколько семей офицеров. Хозяйка на время всех приютила. Когда мама раскрыла чемодан — ей стало плохо. В чемодане была папина парадная форма — черкеска и хромовые сапоги. От страха хозяйка затолкала все в бочку с капустой, чтобы немцы не нашли. Практически мы остались в том, что на нас было надето. Переодеться было не во что. Обменять на продукты тоже было нечего.

После ночной бомбежки немцы ушли вперед. Утром мы увидели, что по пыльной дороге на большой скорости едет бричка и на ней раненые офицеры высшего комсостава. Почерневшие от крови бинты говорили о серьезных ранениях. Двое лежали без признаков жизни. Женщины бросились к бричке и начали кричать и плакать, что их бросили фашистам на растерзание. Израненные, измученные офицеры сказали нам: «Это временно, скоро наши погонят немцев и мы вернемся за вами, немного потерпите». Мы долго смотрели им вслед.