Коллектив авторов - Седые дети войны: Воспоминания бывших узников фашистских концлагерей

Я вскочила, немцы стоят, женщина лежит, я беру ее за руку и говорю: «Тетя Паша, пойдем», а она захрапела. Вот тут я поняла, что она убита. Мне очень было страшно, думаю, ну почему они меня не сразу убили? Смотрю на них и жду выстрела. Они рукой мне дали знать, и я стала отходить и жду: сейчас выстрелят в спину. Побежала, прибегаю — женщины лежат, головы в ямку вниз спущены.

Потом не помню, когда нас погнали и что мы ели. Пригнали нас со всех концов в Улемль, в лагерь. Не помню, сколько мы там были, помню отдельные моменты. Ходила побираться. С Улемля нас погнали на ст. Зикеево. Опять не помню, как грузили в товарные вагоны, закрыли и повезли, где-то останавливались, кидали нам что-то из еды и говорили по-русски. Это на десять человек, а вагон — битком людей. Сколько ехали, не знаю, помню, как переправляли на пароме через большую реку. Потом кто-то сказал, что это река Эльба в Германии. Не знаю, на чем везли, сколько. И опять лагерь.

Нас всех мужчин, женщин, детей, раздели догола, чем-то мазали, а потом — в баню. Одели зеленые платья, а мужчины — полосатые костюмы (пижамы), нашитые на спине голубые матерчатые белые буквы «ОСТ», на ногах деревянные выдолбленные колодки. Из большой трубы валил беспрерывно черный дым. Отец сказал: «Вот здесь нам конец, это крематорий». По бокам вырыты глубокие траншеи, а посередине, как дорога, беспрерывно работал транспортер, на эту ленту ставили людей и увозили, назад они не возвращались. Кто-то сказал, что это военнопленные. По архивным документам мы были в лагере пять месяцев, но я не помню сколько.

Помню, как нас забирали какие-то люди, немцы привезли нас и еще две семьи в пустой дом, по пять человек. Стояли сколоченные из досок двухъярусные кровати, сварена была брюква, чуть картошки и по кусочку хлеба. На следующий день погнали на работу кого куда. Меня и еще такую же девочку с другой семьи послали работать на свиной кухне. Стоял большой чан, насыпали туда картошку, под этим чаном — топка, засыпали в ведра какую-то посыпку, потом картошку вместе с очистками, наливали ведра и по два ведра носили свиньям. Очень большой свинарник, выливали в корыта, как лотки, потом чистили картошку. С нами были поляки, бельгийцы, французы, чехи. Хозяева кормили их.

Весной 1945 г. стал слышен грохот и видно зарево. Нам ничего не говорили, стали ехать немцы вереницей на лошадях и размещаться, кто куда. Пришли войска союзников. Нас освободили и опять повезли. Начался брюшной тиф, мы долго были на карантине. Опять переправили через реку Эльбу, правда, мы не заболели и даже поправились за эти месяцы. Уже осенью мы приехали в Фаянсовую, здесь у нас жила сестра в деревне, мы уже знали, что дом сожжен, а весной стали лепить хатку.

Косачев Иван Григорьевич

1929 г.р., ур. д. Терешино Батуринского р-на Смоленской обл., проживает в г. Калуге

Я, Косачев Иван Григорьевич, родился 11 февраля 1929 г. в деревне Терешино Батуринского района Смоленской области.

В семье нас было четверо детей, мать и отец. В начале войны умирает старший брат, я становлюсь старшим из детей.

4 октября 1941 г. после немецкого наступления оккупируют нашу деревню и идут дальше на Москву. После этого у нас образовался партизанский край. Колхозники работали так же, как до немецкой оккупации. Но немецкие войска иногда делали набеги и грабили население, забирали одежду, продукты.

В июне 1942 г. после продолжительной болезни, язвы желудка и ранения, умирает отец. Ему было всего 50 лет. Он был освобожден от призыва в армию, но работал на оборонных сооружениях, где был ранен при обстреле рабочих немецким самолетом.

В конце 1942 года немцы попытались произвести контрнаступление. В нашей деревне остановилась воинская часть на ночевку. Партизаны об этом были извещены и ночью внезапно напали на них. Был жестокий бой, в котором очень много погибло немцев. Их сложили возле колхозного сарая в несколько штабелей. После на окраине деревни они образовали свое кладбище. А нас наутро выгнали из своих изб и угнали в другую деревню, подальше от леса. В этой деревне Прудище уже были больные тифом, и мы там, согнанные в несколько изб, почти все переболели тифом.

В январе 1943 года умерла наша мама, ей было всего 42 года. Нас осталось трое. Я — старший, 13 лет, а брату и сестре — 12 и 11 лет.

В марте 1943 года при отступлении немцы забирали с собой почти все население. Нас, всех жителей двух деревень, гнали до города Духовщина. В Духовщине нас выстроили и начали сортировать. Я попал в одну шеренгу, а брат с сестрой в другую. Нашу группу посадили на машины и повезли до города Ярцево. Там посадили в товарные вагоны и повезли в Германию под охраной. Так я впервые увидел поезд. Везли через горевший Смоленск, Оршу. Потом, помню, называли Белосток, проехали Польшу и привезли в немецкий город Штутгарт. Нас загнали за колючую проволоку.

Лагерь был большой, много бараков. Комендант лагеря был небольшого роста и очень злой, всегда ходил с резиновой дубинкой и очень часто применял ее на деле. Один раз одного пленного за какую-то провинность на наших глазах забил насмерть. При раздаче баланды из брюквы надзиратели очень часто били такими резиновыми палками, которые они называли «гумми». Один раз и мне попало по плечу этим «гумми», после этого я две недели не мог свободно поднимать руку, такой она давала результат.

Ежедневно по нескольку человек увозили на работу, но нас, малолетних, к работе пока не привлекали. В бараках были трехъярусные нары, лежать приходилось, плотно прижавшись друг к другу. Пробыл я в этом лагере около двух месяцев, в последнее время многие уже не могли взбираться на верхние нары от истощения.

Наш барак находился радом с овощехранилищем. Днем туда привозили овощи: брюкву, картошку, свеклу. Иногда ради забавы немцы перекидывали брюкву или свеклу через колючую проволоку, и вот за этой брюквой бросались сразу все, кто это видел. Образовывалась куча-мала, а брюква оказывалась где-то в стороне и доставалась совсем другому, который не участвовал в добыче, а после этой кучи иногда оставались погибшие.

И вот в одну из ночей решили пробраться в овощехранилище. В этой вылазке пришлось участвовать и мне. Взрослые приподняли проволоку от земли и мы, несколько человек, пролезли под проволокой и через окна загрузки проникли внутрь подвала, набрали брюквы и благополучно вернулись в барак. Мне досталась одна штука, которую мы съели со своим другом Толей Бошекиным (он в настоящее время живет в Москве). К утру все было съедено, а очистки были выброшены в большой общий туалет во дворе. Немцы узнали об этом утром, когда начали откачивать из туалета накопившееся. Но выкачать не смогли, так как очистки закупоривали всасывающее отверстие. Тогда в наш барак нагрянули надзиратели и стали избивать со всей силой всех подряд. Потом выбрали человек 20 взрослых и загнали в этот бассейн, чтобы вручную собрать все эти очистки.