Коллектив авторов - Седые дети войны: Воспоминания бывших узников фашистских концлагерей

Каждый день в лагере кого-нибудь вешали для устрашения. Подвешивали на крюк в середине цеха или прямо возле того места, мимо которого мы шли на работу. Каждый должен был обязательно смотреть на повешенного, если кто-то боялся и отворачивался — подгоняли палками и заставляли трогать труп руками. Издевались просто ужасно. Запомнилось мне, что работу палача делал молодой русский парень. Он был высокий, красивый и одевался в ярко-красную расписную косоворотку, черные хорошие брюки, хромовые сапоги... В таком наряде он и выбивал из-под ног скамейку тем, кого решили повесить...

Когда я немного окреп, решили мы бежать с другом во второй раз: пытались вместе с немцами, в общей толпе, пройти через проходную завода, куда направлялись работать, и выйти за его пределы. Но и второй раз нам тоже не повезло. Мы решили тогда готовиться к побегу более тщательно.

Вскоре нас стали посылать на работу на железную дорогу, там мы познакомились с вольнонаемными работниками, чехами по национальности. В третий раз побег мне с одним товарищем удалось совершить лишь с их помощью.

Шел уже 1944 год... В Чехословакии в это время начались волнения и восстания рабочих. Переправившись в Чехословакию, мы добровольно вступили в ряды повстанцев и сражались против немцев, освобождая Прагу. В боях за ее освобождение я был ранен, правда, легко.

Бои за освобождение Праги шли кровопролитные, большую помощь в освобождении этого города оказали воинам наши танкисты.

После освобождения мы пришли в комендатуру советских войск, рассказали все о себе и попросили отправить нас домой, на Родину. После прибытия на нашу территорию мы еще некоторое время находились в пересылочном лагере, фильтрационном его еще называли. Там проверяли наши показания, искали документы.

После окончания проверки меня направили в военкомат по месту жительства, то есть в Жиздру. Город свой я не узнал, фашисты его разбомбили, практически все здания были уничтожены, место, где стоял наш дом, нашел с трудом...

Служил потом в стройбате, работал после войны в Москве на Внуковском авиационном заводе. Женился.

Кузнецова Галина Ивановна

1939 г.р., ур. пос. Любохна Брянской обл., проживает в г. Калуге

Летом 1942 года три семьи (все родные сестры) за связь с партизанами вместе с детьми были схвачены фашистами по доносу полицая, ночью посажены в товарный вагон и вывезены из родных мест. Среди них была и моя мама Кузнецова Татьяна Кузьминична, бабушка Екатерина, мой брат Валентин и я.

Конечным пунктом был концентрационный лагерь в Литве, городе Алитусе. Впоследствии старшая мамина сестра Вера Кузьминична и младшая Александра Кузьминична были отправлены в Германию для работы на заводах. Маму оставили из-за малолетних детей (три года и пять лет).

Чудовищные ужасы войны оставили кровавый след в душе и сердце моей мамы, а впоследствии и в моем. Первые годы после возвращения из фашистского плена на Родину были годами воспоминаний о муках, болях и потерях близких и родных (в концлагере умерла от болезней и голода моя бабушка).

С годами эти воспоминания стали и моей болью, моими страданиями. Меня всегда мучил вопрос: как в условиях мук, болезней, голода, фашистских нагаек и плетей наши родные и близкие жили, работали по 12—18 часов и сохраняли своих детей, оберегали их как могли, как позволяли условия, свой паек (баланда из шпината и буханка хлеба пополам с опилками на 10 человек) они отдавали детям.

Жили узники в бараках с трехэтажными нарами и цементным полом (его называли нулевым этажом). Внизу обычно и размещались матери с малолетними детьми, а с верхних этажей на них сыпались, как дождь, вши.

От голода и болезней умирали дети. Обезумевшие родители в поисках пищи пытались преодолеть колючую проволоку. Одним это удавалось, другие погибали, попадая под пули автоматов охранников. И тогда их дети умирали голодной смертью.

Кроме поставки рабочей силы на заводы и поля, этот концлагерь поставлял детей-доноров, а также детей для бездетных немецких семей со светлыми волосами и голубыми глазами (их называли детьми арийской расы). Но наши родители, уходя на апель-плац, прятали детей по мере возможности. Даже сейчас, осознавая, что это было в реальной жизни, мне трудно представить, что я в трехлетием возрасте по пять часов могла стоять на ногах в завязанном мешке с прорезями для глаз и носа.

Но счастливый 1944 год дал вторую жизнь всем тем, кому было суждено выжить. В августе 1944 года, после освобождения действующей Армией Черняховского, маму как портниху зачислили в воинскую часть 07352, в отряд Бидова № 109.

2 ноября 1990 года отделом социального обеспечения Октябрьского райисполкома г. Калуги мне было выдано удостоверение бывшего малолетнего узника фашистских концлагерей за номером 007899, с 1993 по 1996 год я была председателем союза БМУ Калужского городского отделения, член Центрального Совета Международного Союза БМУ фашизма, удостоверение № 57 от 06.04.1994 г.

У меня две дочери: Авдошенко Маргарита — имеет сына Стаса, 16 лет, сына Всеволода, 13 лет; Яшина Татьяна — имеет дочь Анну, 17 лет, сына Константина, 14 лет.

Кузнецова(Казакова) Зинаида Павловна

1941 г.р., ур. д. Азарово Мосальского р-на Смоленской обл., проживает в г. Калуге

Все, что я напишу — это со слов мамы и старших. В июне началась война, в июле отец уходил на фронт. Мама, Казакова Евдокия Матвеевна, с 1905 года осталась с четырьмя детьми: сын с 1928 г., дочки с 1930, с 1933, с 1937 года и мной беременна. В конце августа я появилась на свет, а в сентябре пришли в нашу деревню немцы. Тетя, папина сестра, с тремя детьми: с дочкой с 1930 г. и сыновьями с 1937 г. и 1940 г. пришли из соседней деревни к нам, и мы стали жить вместе. Наша деревня находится около 10-15 км от Варшавского шоссе и 25 км от Зайцевой Горы, где были сильные бои. Эта гора переходила из рук в руки несколько раз. И вот второго апреля, после очередного боя на Зайцевой Горе, немцы выгнали всю деревню, пешком 10 км до шоссе гнали по сугробам и воде, затем погрузили на машины и повезли в направлении Смоленска.

Мне было 7 месяцев. Мама привязала меня к брату, и он нес меня все 10 км — тринадцатилетний мальчик. Дорогой, мама рассказывала такой случай, и у меня до сих пор мурашки покрывают все тело, наши самолеты обстреляли машины, на которых нас везли, и один снаряд упал рядом с одной из машин, осколками ранило женщину в ногу, а одному ребенку попало в лицо и смешало все. Немцы остановили машины, взяли этого ребенка и бросили на дорогу, даже не пристрелив. Бедная женщина, как она вынесла... После войны она домой не вернулась, я ее не знаю.

Приехали в Рославль, завели в лагерь, где были военнопленные. Дети все замерзли, и наши военнопленные напоили всех горячим кипятком. Мы там ночь переночевали и погнали дальше в Белоруссию, г. Гомель. Там нас загнали в церковь. Народу было — негде даже сесть. Голод, холод. У сестры с 1937 г. Юли образовался рахит, и когда местная женщина выбрасывала гнилые, зеленые, покрытые плесенью помидоры, Юля бежала за ней: «Тетя, дай!» А женщина боялась отравить ее. Наши женщины говорят: «Да дай, у ее мамы пятеро детей, хоть одна умрет, развяжет руки». Она дала, Юля съела, и рахит прошел.