Коллектив авторов - Седые дети войны: Воспоминания бывших узников фашистских концлагерей

Ну, теперь я инвалид 2-й группы, но оптимистка. Уже третий год поддерживаю связь с БМУ и работаю в комитете Калужского городского отделения Союза бывших малолетних узников фашистских концлагерей. Мне хочется сделать людям хотя бы что-то приятное.

Капусткина(Фенькина) Анна Ивановна

1929 г.р., ур. пос. Великое Поле Калужской области

Я, Капусткина Анна Ивановна (девичья фамилия — Фенькина), 1929 года рождения, 26 октября родилась в Калужской области Жиздринского района Петровского сельсовета, пос. Великое Поле.

До войны жили в колхозе хорошо. Я закончила четвертый класс, и вдруг — война.

Осенью 1941 года в начале октября к нам ворвались немцы. Все были пьяные, веселые, но люди были напуганы их посещением и старались не показываться им на глаза. Пошла жизнь под страхом. Начались бомбежки.

Потом наши отогнали немцев. При отступлении немцы по соседству с нами в деревне Петровка расстреляли всех мужчин. Когда наши отступили и немцы вернулись, было это в 1942 году, в январе 21 числа. Тогда немцы сожгли наш поселок. Сначала у нас отобрали коров. Собрали стариков и под оружием приказали гнать коров на станцию Зикеево, а жителей поселка выгнали из домов кто в чем был. Матери несли малолетних детей, а старушки несли иконы. Потом нас, как скот, загнали всех в один большой дом, а с того конца стали поджигать наши дома. Мы думали, что и нас подожгут, но когда загорелся предпоследний дом, нас выгнали и погнали в сторону станции. Догнали до железнодорожного переезда и вернули назад. Наши дома уже догорали, кругом, то там, то здесь, взрывались патроны после отступления фронта. Осталось два каменных дома без крыш на весь поселок.

Перезимовали, а весной 43-го, в апреле месяце, нас вывезли в Белоруссию. Нас остановили в местечке Щучино, а потом через два месяца — в г. Лида Гродненской обл. В августе нас отправили в Германию.

Жили в лагерях г. Нордхаузен. Работала на заводе Норд-Верк. Будучи несовершеннолетней, работала по 12 часов и в дневную и в ночную смену. А в ночную сон-то берет свое — только голову опустишь (а тут немец старший над нами, ходил все время с кружкой воды), а он в лицо эту воду плюхнет, и сидишь смену мокрый у станка. Кормили плохо. Каждый день кольраби, а хлеб пекли с добавлением древесной муки. У людей стали болеть желудки. Когда на заводе в цеху получился обвал, нас перевезли в поселок Ильфельд. Там тоже мы жили в лагере за проволокой, и цех наш тоже перевели туда.

И вскорости стало слышно, что американцы наступают. Перед приходом американцев нас вывезли в лагерь Дора (Гарцунген) и хотели уничтожить, но американцы опередили.

Наутро в наш лагерь ворвались танки. До нашего прибытия в лагерь немцы всех уничтожили. Американцы там обнаружили электрические стулья, а потом пришел человек, который скрывался в горах, и рассказал: перед тем, как нас привезли в лагерь, немцы заставили мужчин копать себе могилу. И в этот ров их закопали живьем. Американцы заставили местных откопать этот ров, и там оказалось 27 человек. Местные жители сделали 27 гробов и похоронили их в братской могиле. Хоронили всем лагерем, был митинг, так как там были русские, белорусы, итальянцы и французы и даже два немца (их считали изменниками). Это было жуткое зрелище. Мы стояли и смотрели, когда вытаскивали их из ямы. У кого шинель закручена на голове, у кого кусок одеяла, кто рубашку натянул на голову: страшно смотреть смерти в глаза. Все это пришлось пережить.

Когда война закончилась, американцы передали нас нашим. Везли нас на машинах через Варшаву до Ковеля, а в Ковеле погрузили в пассажирские вагоны до Брянска.

Приехали домой в августе месяце. И дома голодовка. Ели лебеду, собирали мерзлую картошку. Трудная была судьба, учиться дальше не пришлось, надо было помогать родителям.

Козлова(Цуцкова) Александра Дмитриевна

1931 г.р., ур. дер. Иночка Жиздринского р-на Калужской области, прож. в г. Кирове

В 1934 году мы переехали в д. Куява Людиновского района. В 1934 году умерла моя мама, я ее не помню. Осталось 10 детей. Старшая сестра была замужем в городе Дятьково, тоже в большой семье, у нее было своих трое детей, и меня взяла к себе. Потом меня отдали к чужим бездетным людям.

Началась война, отец забрал меня домой в д. Куява. Пришли немцы, потом опять наши и опять немцы, потом опять наши.

Летом немецкий самолет начал пикировать над деревней и со свистом сбрасывать бомбы в реку Болву. Отец наш был хороший столяр, я видела, как он ночами сидел с офицером нашим и делал коробочки для мин. Коробочка с крышечкой 15 см длины и ширина с кусок мыла хозяйственного. В торце крышки и коробочки выемка, вкладывали какую-то металлическую пружину, фигурную, кругленькую, нажимали на крышку рукой и эта пружинка впрыгивала внутрь, только без куска этого мыла. Потом мне старшие рассказали, что это тол, в общем, мина.

Офицер ушел ночью, а утром начался бой, мы были всей семьей в погребе в огороде. Слышим немецкую речь: «Выходите». Мы вышли, дома горят, наш еще не загорелся, горел соседний. Сестра хотела кинуть земельки, чтобы наш дом не загорелся, но немец ее отогнал. Вывели нас на площадь на улицу, туда уже всех жителей сгоняли, и стали что-то говорить по-русски, не знаю что. Один мужчина, пожилой, хотел что-то сказать, но его сразу застрелили. Построили всех взрослых в ряд, две сестры и отца, а нас, детей, оставили в деревне. Мы очень кричали, плакали, а всех погнали по большаку разминировать дорогу. Слышим, разрываются мины, очень много погибло, так как мужчин построили впереди, а потом женщины. Мои две сестры пошли с отцом, чтоб всем сразу погибнуть вместе, но судьба распорядилась иначе, кто шел впереди и сзади, остались живые, а в середине почти всех побило. Раненых пристреливали, оставшиеся вернулись.

Я не помню, когда, сразу или нет, погнали всех в деревню, сколько мы шли, не помню. Пригнали нас в деревню, полностью сожженную, называли ее Жуково. Уже был обнесен колючей проволокой лагерь, и нас туда согнали. Сделаны вышки, там стояли немцы, нас охраняли. Сколько мы были, не знаю, но очень хотелось есть. Три женщины и я с ними подлезли под проволоку, а с вышек наблюдают часовые. Мы подошли к месту, где раньше был дом, а теперь стояла одна труба, и две женщины стали палкой копать, может, какую печеную картошку выкопают. Я с другой женщиной вдвоем пошли подальше, тоже покопались, но ничего не нашли. Она взяла чугуночек, говорит, может, на костре какой травы сварить.

Идем назад, навстречу идут два немца, что-то спросили, женщина показала: «Вот, пан, только чугуночек» — и сразу выстрел, я упала. Не знаю, сколько я лежала, только подумала, что меня убили и на том свете есть хочется. В течение недели мы видели столько ужаса.