Коллектив авторов - Седые дети войны: Воспоминания бывших узников фашистских концлагерей

Вскоре после этого нас увезли из этого лагеря. Везли через город Штеттин, в это время горевший после бомбежки англичан (как они называли, «томми»). Привезли в город Штральзунд, затем в город Барт или Барту, там нас выстроили в шеренгу, где осматривали мужчины и женщины. Это, оказалось, был рынок рабочей силы. Так я попал в населенный пункт с названием Кенц, недалеко от Барта. Нас 6 человек везли в повозке на резиновом ходу. Там было рабочих еще около 20 человек, были и военнопленные, были и поляки. Туда мы попали с Сашей Шауро из Витебской области, с которым собирались совершить побег. Он был на год старше меня, но ничего мы не успели.

Работа была очень тяжелая. Нужно было таскать мешки с мукой. Мы с этой работой не справлялись, и нас вскоре отвезли на тот же рынок в г. Барт. Так я оказался второй раз на продаже. На этот раз меня купила женщина. Ехали мы поездом где-то чуть больше 10 км. Селение называлось Ноесдорф. Ее муж был бургомистром этого селения, звали его Карл фон Ранге. У них уже было несколько работников. Здесь в мои обязанности входили все сельскохозяйственные работы: кормить, убирать, доить трех коров, две лошади, пахать, бороновать, сеять, косить и убирать сено. И все это продолжалось от темна до темна. Место для ночлега мне отвели в сарае возле скота.

У них у всех были велосипеды. Мне очень хотелось научиться на нем кататься. Ко второй весне я уже освоился и, когда они отдыхали, я стал украдкой выводить велосипед дочери и на нем ездить. В один момент, когда уже более-менее научился управлять им, в один из моих уроков по езде выходит хозяйка на лужайку и с криком «форфлюктер гунд», стала меня избивать чем попало и по чем попало, пока ее не остановил сам бургомистр. Я уже подумал, что не выживу. Такой ценой я научился ездить на велосипеде.

Дальше работа проходила в том же порядке до 2 мая 1945 года, когда нас освободили наши советские войска. Некоторое время пришлось ездить с нашими военными. Затем поступил приказ несовершеннолетних из армии удалить.

Через Штральзунд добрался до Штеттина через реку Одер. Все это расстояние пришлось пройти пешком. Там образовали первую группу репатриированных из 300 человек. Шли пешком через всю оставшуюся часть Германии, через всю Польщу, дошли до г. Гродно.

Были организованы места отдыха и ночлега, питание. График был такой: шли три дня, на четвертый — отдых, в день должны были проходить от 25 до 50 км. В этом походе я узнал, как можно спать на ходу. Поход продолжался около двух месяцев.

В Гродно погрузили демобилизованных и женщин с маленькими детьми в товарные вагоны, а мы всю дорогу ехали до Смоленска на крышах этих вагонов. Я до сих пор удивляюсь, что за всю дорогу никто не упал с крыши.

На Родину вернулся в сентябре 1945 года. В 1946 году приехал в Калугу. В настоящее время являюсь председателем комитета бывших малолетних узников Ленинского округа г. Калуги.

Крылов Сергей Васильевич

ур. г. Жиздра Калужской обл., проживает в г. Кондрово Калужской области

Родом я из Жиздры. Когда началась война, мне было всего 14 лет. Отца и старшего брата сразу забрали на фронт, а мы остались втроем: бабушка, мама и я. Немцы бомбили наш город и днем и ночью. Вот в одну из таких ночей бомба и упала в саду возле нашего дома. Мать погибла сразу, а меня и бабушку, как говорится, Бог миловал...

После оккупации города немцы начали отбор молодежи для работы в Германии. Меня вместе с другом вызвали в комендатуру, а потом оттуда прямиком направили в Брянский лагерь. Это страшно вспомнить даже спустя много лет. Лагерь считался карантинным, там мы содержались некоторое время до отправки в Германию, проходили, так сказать, профилактику. А заключалась эта «профилактика» вот в чем: в одну небольшую комнату согнали обнаженными мужчин и женщин, девушек и ребят для того, чтобы мы могли «привести себя в порядок», т. е. помыться. Вода капала сверху из небольшой консервной банки, проткнутой для поступления воды, вот под таким «душем» холодной воды мы должны были мыться. Кормили нас просто ужасно. На тех людей, кто находился там уже достаточно долго, страшно было смотреть — это были скелеты, обтянутые кожей.

Спустя некоторое время нас погрузили в вагоны-телятники с колючей проволокой и отправили в Германию в город Галле, расположенный между Берлином и Дрезденом. Кормили нас дорогой овсом, запаренным кипятком. Есть это было практически невозможно. Когда мы приехали в Германию, сразу нас в лагерь не погнали. Всех поместили в пересыльный пункт, куда привозили военнопленных и угнанных насильно. Там нас выстраивали в ряд, и немцы-покупатели зубы проверяли. Так тех, кто остался, затем отправляли в различные концлагеря. Мы с другом попали в один из небольших, как их называли, «номерных», то есть под каким-то номером, концентрационный лагерь.

Этот лагерь только недавно был организован, условия были просто ужасные. Спали мы на нарах, на которых, кроме матраца из мешковины, набитой опилками, да тонкого одеяла, которое чуть не светилось, ничего не было. При очень тяжелой работе — от рассвета до темна мы копали траншеи, разгружали вагоны — кормили нас просто ужасно. От голода мы скоро стали опухать, как говорят, «пухнуть». Некоторых пленных, и нас в том числе, гоняли на работы на паровозоремонтный завод.

Вот у нас с другом и родилась тогда мысль сбежать куда-нибудь подальше от этого кошмара, хотя куда бежать, мы четко себе и не представляли. Решили, если сумеем, выбраться и спрятаться в каком-нибудь вагоне: может, удастся выехать куда-то подальше от лагеря, а дальше — что Бог пошлет. Побег мы совершили, воспользовавшись сумятицей и толкучкой, которые возникали при кормежке узников. В это же время вместе с нами, оказывается, сбежали еще три человека.

Время приближалось к вечеру, но все расстояние мы ползли ползком, боялись, что охрана лагеря нас заметит. Недалеко от лагеря были расположены дачные домики немцев. Кто-то из жителей этого дачного поселка заметил ребят и сообщил об этом в лагерь. На нас устроили облаву с собаками, и поскольку мы, ослабленные, далеко уйти не могли, через некоторое время всех пятерых и поймали. Нас били палками, ногами. А потом поставили в ряд, вытащили из карманов пистолеты и начали в нас целиться. Мы думали, что все, нас сейчас расстреляют. Попугав таким образом, нас вновь отправили в лагерь. У меня в кармане нашли фотографию матери (на ней она играла в местном театре казачку, а ее подруга изображала казака), и, приняв меня за казака, меня стали бить здоровой доской по рукам, ногам, голове...

Когда я пришел в сознание, находился уже в лагерном лазарете. Помню, первые слова врача-украинки, которые услышал: «Ой, ребята, что вы делаете, так и погубите себя». Она оказалась хорошей женщиной, выходила меня, подняла на ноги.