Коллектив авторов - Седые дети войны: Воспоминания бывших узников фашистских концлагерей

Когда отец-эстонец вышел на пенсию, Юра забрал родителей жить в город к себе. В конце 60-х годов женился. Жена — Хельги, у которой отец русский, а мать из псковских эстонцев. У них сын — Хыдрек, которому около 25 лет.

Отношения с приемными родителями у Юры складывались не совсем хорошо. После возвращения в Эстонию в 1963 г. и последующие годы велась интенсивная переписка с русскими родными и родственниками, что очень не нравилось приемным родителям Юры. Возникали конфликты. Когда после свадьбы в семью пришла Хельги — учитель по образованию, работник районного отдела культуры, то есть современная культурная женщина, то она полностью была на стороне Юры и сама давала отпор родителям. Ее возмущало, что они так ревностно относятся к родной матери и брату мужа.

Однажды конфликт все на той же почве перерос в скандал и Юра, забрав жену и ребенка, вынужден был уйти из дома. Через некоторое время получили квартиру от воинской части. Так жили отдельно от родителей несколько лет, почти с ними не общаясь. Потом умер отец. Все работы по дому опять легли на плечи Юры, хотя жили отдельно.

Начиная с 1963 г., Юра почти каждый год гостил у матери и брата в Донецке, иногда с женой и сыном. Бывал и в Людинове, правда, всего два раза — в 1963 г. и в 1988 г. Отношения с родными и родственниками очень хорошие. В Эстонии в гостях у Юры были многократно т. Паля, Гена, моя мама. До отделения Эстонии от России переписывались почти со всеми родственниками. Сейчас это стало затруднительно. Что касается т. Пали и Гены, то после 1959 года т. Паля больше в Людиново не приезжала. А Гена приезжал сюда часто, поддерживал очень хорошие отношения с родственниками по линии отца. Особенно близок был с Ниной Георгиевной. Приезжал с женой на ее похороны и похороны отца. Сейчас уже не работает — пенсионер.

Вот такая судьба моей тети Лукашковой Апполинарии Ивановны и ее детей, исковерканная войной, трудная, порой страшная, но заслуживающая уважения.

В описании этой истории мною использованы архивные документы, воспоминания моей мамы и других близких родственников; свои собственные воспоминания, формирующиеся еще с детства; письма, подчас слишком откровенные, но считаю, необходимые для понимания всей глубины данной семейной драмы с в общем-то счастливым концом.

Племянник Лукашковой А. И.

Лысый Иван Степанович

Род. в дер. Удалевке Гомельской области, проживает в г. Сухиничи.

Я родился в Гомельской области в деревне Удалевке. Семья наша была небольшая: отец, мать, я и младшая сестра. Наша деревня была большая и богатая. Началась война, отец ушел на фронт, мать осталась с нами. Когда немцы заняли нашу область и наш район, они в деревнях грабили, убивали скот, жгли дома. И это было в каждом населенном пункте, в каждом доме устраивали разбой. Если кто сопротивлялся, то немцы не щадили — убивали на месте. Были и среди наших предатели, которые служили полицаями. Некоторые свирепствовали хуже, чем немцы. В каждом жителе деревни полицаи видели партизана, поэтому очень часто проводили карательные мероприятия. Мы жили постоянно в страхе.

В 1942 г., зимой, в район прибыл немецкий карательный отряд по уничтожению партизан, но у них ничего не вышло, так как партизаны ушли в другие леса, их вовремя предупредили. Немцы обозлились, выгнали жителей деревень из домов в сараи, подвалы, где мы стали жить. Я с сестренкой находился в подполье, было холодно, страшно, и сестра все время плакала. Тогда нас достали из подполья и разрешили спать на печи.

Партизаны поймали бургомистра, у которого нашли список, кого надо было расстрелять. В этом списке и наша семья была. В июле 1943 г. нашу деревню немцы окружили, приказали все выносить из домов и выходить всем на улицу. Полицаи помогали немцам нас выгонять: палками, прикладами гнали людей. Нас всех согнали в соседнюю деревню, загнали в большой колхозный сарай. Собрали людей из трех деревень и не выпускали. Немцы охраняли с пулеметами и автоматами. Мы все ждали смерти. Было страшно. Дети плакали и кричали. Еле дождались утра, а утром немцы сортировали людей: молодых и детей — в одну сторону, стариков — в другую сторону. Потом стариков отпустили, а нас построили в колонну и погнали в сторону г. Речица. Сорок километров нас гнали без пищи и воды, подгоняли резиновыми дубинками и нагайками. Пригнали нас на железнодорожную станцию, погрузили в товарные вагоны и повезли. Было душно, тесно, спали сидя, кормили нас какой-то баландой из брюквы.

Привезли нас в Германию в г. Дрезден, где распределили по хозяевам, а кого — работать на фабрику, завод. Маму и меня с сестрой забрал к себе хозяин. У него уже работала польская семья (шесть человек). Хозяйство было очень большое, работали по 12—14 часов и взрослые, и дети. Работали много, но не голодали. Когда стали приближаться наши войска, хозяин уехал за Эльбу к американцам, так как он очень боялся русских. Нашу семью он взял с собой. Долго мы ехали, но до Эльбы не доехали, нас освободили наши войска. Радости не было предела, мы смеялись и плакали. Нашего хозяина русские воины не тронули, и он решил поехать домой. Мы тоже поехали с ним, забрали кое-какие вещи, а потом стали пробираться домой.

В деревню мы приехали в июне месяце, но нашли только разрушенную печь, дом наш сожгли. Но мир не без добрых людей, нас приютили. Вскоре вернулся с фронта отец. Он был ранен. Мы стали строить дом.

В 1954 г. я поехал работать на шахту г. Узловая Тульской области. Потом по комсомольской путевке строил дорогу Абакан-Тайшет. Много пришлось поездить, строил даже Ташкентское метро. В 1992 г. приехал в Сухиничи на строительство автозавода, который, к сожалению, так и не построили. Здесь получил однокомнатную квартиру. Есть у меня дети и внуки, которые теперь живут отдельно от меня.

Майоров Иван Петрович

Проживает в г. Кирове, Калужской области. Председатель Кировского отделения Союза бывших малолетних узников фашизма.

Воспоминания о детстве остаются на всю жизнь. По моей жизни в раннем детстве черной чертой прошла страшная трагедия — довелось быть узником концлагеря. Мне трудно вспоминать то, что врезалось в память до самой смерти. Еще труднее рассказывать об этом кому-либо. Делаю это во имя тех, кто погиб за колючей проволокой от истощения, издевательств или был сожжен в печах крематория. И еще хочу, чтобы подобное никогда и нигде не повторилось.

В 1942 году нашу семью вместе с другими фашисты погнали в Рославльский лагерь Смоленской области. Это было лишь начало пути, закончившегося для многих смертью. Дальше шла дорога в Германию, и пролегала она через Белоруссию. Здесь в городе Кричев был расположен лагерь на реке Березина, затем были перевалочные лагеря в городах Бобруйск, Минск, Барановичи, ст. Слоним, лагерь Лесная деревня Яворь. Были в концлагерях под номерными знаками 307—317.