Коллектив авторов - Седые дети войны: Воспоминания бывших узников фашистских концлагерей

Отец после посещения Гены в Минске, больше не проявлял интереса ни к нему, ни к другим отыскавшимся детям. Так описывает т. Паля в одном из своих писем: «...Я сейчас понимаю, как не хватает, моему сыну отца. Он (Гена), конечно, ни одним словом не напоминает о нем, но я думаю, что в душе он переживает. Правда, отец не заслужил перед детьми, чтобы о нем вспоминали, даже и сейчас, когда найден сын, он не поинтересовался — как он устроился в жизни, где он живет? Все как прежде — бросит на несколько месяцев без денег и живет в свое удовольствие, а сейчас не хочет найти подход к сердцу сына. Разве это по-отцовски. Хоть и приезжал к нему в Минск, так только пропьянствовал три дня и не поговорил как надо...»

Начались хлопоты с квартирой. Обещали дать к приезду сына из армии, но не вышло. Потом стали тянуть и тянуть время.

Тетя Паля обращалась во все городские и областные инстанции, объясняя ситуацию, но время шло, никто не отказывал, но и никто не принимал действенных мер. Тогда ей посоветовали написать Хрущеву Н. С. Через несколько дней получила ответ, что ее письмо поступило в приемную Хрущева и по этому письму будут приняты меры.

Через несколько дней т. Палю вызвали то ли в обком партии, то ли в облисполком и сказали, что так долго не давали жилье, потому что хотели дать хорошую, большую квартиру, но раз она пожаловалась, им дано указание из Москвы выделить жилье немедленно, и потому вынуждены дать комнату в коммунальной квартире, правда, большую.

В 1959 г., зимой, т. Паля с Геной приехали к нам в Людиново. Пробыли у нас около месяца. И не только у нас — были и в Косичине, в Куяве, у всех родственников и знакомых. Много встреч происходило и у нас в доме. Я уже не помню точно, кто к нам приходил, но встречи и слезы радости и горя были ежедневно. Помню, что несколько раз была у нас сестра отца Гены — Нина Григорьевна, дядя — Василий Григорьевич, отец — Григорий Григорьевич, С. П. Фомин и еще многие, многие другие знакомые и незнакомые люди.

Очень запомнилось отношение т. Пали и Гены друг к другу. До этого никогда не видел таких отношений. Они боготворили друг друга. Гена носил маму на руках в буквальном смысле. Занятно было видеть, как он выносил маму на руках умываться, к столу, как вечером нес ее и укладывал в кровать. Она отвечала такой же нежной материнской любовью к сыну. И это продолжалось многие годы, пока они жили вместе. Этому я сам свидетель, да и мои ближайшие родственники тоже, так как мы чуть не каждый год ездили к ним в Донецк в гости. Потом Гена женился, стал жить отдельно, но отношение к матери не менялось и не поменялось до сих пор.

Гена сейчас уже на пенсии. Как и все годы, почти ежедневно встречается с мамой, помогает ей во всем, а жизнь на Украине теперь, как известно, очень тяжелая. В последнем своем письме т. Паля, которой уже 81 год, сообщает, что согласилась переехать жить к Гене с женой (детей у них нет), раньше она никак не соглашалась.

Как же сложилась дальнейшая жизнь младшего сына т. Пали — Юры (Карла)? После встречи в 1957 г. с т. Палей и Геной в Эстонии у Юры (тогда еще 17-летнего парня, видимо, засела в душе какая-то заноза, которая заставляла его думать и вспоминать детские годы. Кое-что стал вспоминать, и постепенно закрадывалось сомнение в правдивости слов приемных родителей о том, что он их родной сын. Свои мысли он скрывал от родителей. Чем старше он становился, тем меньше было сомнений, что те русские — женщина и солдат — его мать и брат. Поделиться своими мыслями, посоветоваться было не с кем. Но вот в конце 1962 г., прослужив почти 2 года в армии (служил в строительных войсках в г. Чехове), поделился пережитым с друзьями.

Друзья-солдаты тайком от Юры через Донецкую милицию узнали адрес т. Пали и Гены и написали им письмо, где сообщили, что их сын и брат служит в армии, дали точный адрес воинской части и т. д.

Сначала, после получения этого письма и адреса, к Юре в воинскую часть поехал Гена. Через некоторое время поехала и т. Паля. Вот ее письмо непосредственно из части: «...Пишу вам, сидя за одним столом с Юриком. Сообщаю, что приехала к нему и уже второй день здесь. Мы о многом поговорили по душам. Он так хорошо меня принял, обрадовался встрече со мной. Говорит по-русски хорошо, но пишет плохо, да это и не так важно, даже наши люди не все пишут и говорят правильно на своем родном языке, а ему простительно... Я не могу сказать, какие у него будут чувства к нам с Геной после встречи. Это все решит время, а сейчас только одно — это терпение. Он сам еще пока не разобрался, что ему делать... Пусть он сам решит, что ему предпринять, а я не могу решать за него этот жизненно-сложный вопрос. Я не хочу обидеть его сейчас, когда он говорит, что у меня сейчас две мамы. Пусть будет так. Я не против. Они его вырастили достойным — он не забыл ни меня, ни их...»

После этой встречи у них началась переписка. Узнав от мамы наш адрес, Юра стал писать и нам, хотя нас никогда не видел. До конца службы несколько раз приезжал к моей сестре в Калугу, которая там живет с 1962 г. В конце 1963 г., после окончания службы, заехав в Калугу за моей сестрой Ларисой, приехал к нам в Людиново, как и обещал в письмах.

Погостил у нас две недели. Нас очень удивляло, что такой наш близкий родственник, а разговаривает, как иностранец, с большим акцентом, иногда даже мы его не могли понять. Несколько раз он заводил разговор о том, как поменять свое имя и фамилию на настоящее. Мы все звали и зовем его Юрой. Только на конвертах пишем — «Приделю Карлу Юхановичу».

Снова были встречи с родственниками, знакомыми мамы, с настоящим отцом и всеми Корнеевыми. Показали его настоящую родину.

После двухнедельного пребывания в Людинове (Сукремле) Юра со своей тетей Раей (моей мамой) поехал в Донецк к матери и брату, где пробыл около месяца. Как показало время, все для него, кроме близких ему — мамы, брата и других родственников, было чужим. И уклад жизни его не очень устраивал. Да к тому же приемные родители, зная его отношение к хозяйству, технике и вообще к собственности, к окончанию службы купили ему большой двухэтажный дом в г. Валге, мотоцикл с коляской и все остальное для ведения тамошнего хозяйства. Юра решил ехать жить все-таки в Эстонию на свою вторую родину.

Но все эти встречи с родиной, родными, родственниками наложили определенный отпечаток на его дальнейшую жизнь: стал постоянно переписываться с мамой и братом, многими родственниками, его стало все больше тянуть к общению с русскими людьми. Через некоторое время после возвращения из армии Юра поступил на сверхсрочную службу в воинскую часть, расположенную в Валге, где прослужил до конца 80-х годов. Уволился в звании прапорщика. Когда поступил на сверхсрочную службу, писал в Донецк маме с братом, что пошел на это ради того, чтобы быть в русской среде (часть была ракетная, в которой служили почти все русские), выучить лучше русский язык, а то даже стыдно — русский, а языка не знает.