Коллектив авторов - Седые дети войны: Воспоминания бывших узников фашистских концлагерей

Заведующая была вынуждена признаться, что действительно был такой случай и что это был именно Юра. Усыновили его бездетные эстонцы, которые хотели, чтобы никто не знал, что не их родной сын. Умоляла, чтобы т. Паля не обращалась с жалобой на нее в милицию, так как с этим делом там было очень строго. Далее она рассказала, что усыновил Юру лесник Юхан Придель с женой, назвала хутор и то, что сейчас они живут на кордоне в лесу и будут очень недовольны, если там появится родная мать Юры, названного ими Карлом, тем более русская.

Тетя Паля с Геной были очень рады, что заведующая детским домом рассказала им правду, благодарны ей и ни о какой жалобе на нее в милицию не было даже и мыслей. Решили, что сначала к Юре (Карлу) поедет Гена, а дальше дело покажет. Так и сделали. Мама осталась в детдоме, а Гена поехал на хутор. Дома был один Юра. Одет был в брюки на пуговках внизу, а сверху длинная рубаха с жилеткой, как и подобает эстонскому подростку-крестьянину. Разговаривали на эстонском языке. Гена сказал, что он его брат и что были вместе в детдоме, откуда он сюда и попал, что они русские и у них есть родная мать. Сначала все это вызвало у Юры какую-то настороженность и он стал говорить, что в детдоме никогда не был и никакого брата у меня не было, но если ты хочешь быть моим братом, я не против. Потом Юра стал, видимо, что-то вспоминать, смягчился, Гена почувствовал какую-то появляющуюся близость с его стороны и предложил съездить в город в кино (г. Валгу, где был детдом). Юра согласился, стал переодеваться, но пришла мать и увела его в другую комнату, что-то долго внушала, ругала. Когда Юра вернулся, Гена снова почувствовал отчужденность. Пришел приемный отец Юры. Снова разговаривали в другой комнате. Вернувшись, еще более натянуто стали разговаривать с Геной. Было поздно, и Гена остался ночевать. Спать предпочел на сеновале.

Когда в 1963 г. Юра приехал к нам, мы у него спрашивали, почему у него резко изменилось отношение к Гене после разговора с родителями. Он сказал, как внушали ему, что приехали какие-то русские и хотят забрать тебя — эстонца. И все, что они тебе говорят и будут говорить, неправда, хотя ты и похож на этого солдата.

Утром, по настоянию Гены, все вместе приехали в детдом. Видимо, были уверены, что администрация детдома не пойдет на то, чтобы открыть тайну.

Тетя Паля, увидев Юру, разрыдавшись, бросилась к нему, но он почти грубо отстранил ее. Зав. детдомом сказала ему, что это его родная мама и он ее должен успокоить. Но Юра сказал: «Моя мама вот сидит, а эта пусть не плачет — я не умер».

Разговаривали только на эстонском, мотивируя, что русского не знают. Но, как потом рассказывал Юра, в самом деле русский знал даже он, хотя и не совсем хорошо. Так и закончилась эта встреча второго сына и матери. Приемные родители ни в какие разговоры не вступали. Сидели и наблюдали за действиями сына, одобрительно переглядываясь. Фотографироваться отказались, в том числе и Юра. Подарков никаких не взяли. С тем и уехали.

Таким образом, т. Паля получала очередную «пилюлю» судьбы, очередную душевную травму. Не меньшую травму получил и ее младший сын Юра. Но было бы иначе, не будь такими жестокими его приемные родители, не желающие породниться с русскими. Никто не собирался отбирать у них сына, но всю правду они должны были рассказать ему сами, чем и вызвали бы еще большую любовь сына, но увы...

Немного успокоившись после встречи с младшим сыном и его приемными родителями, т. Паля с Геной принялись разыскивать Валентину. Искали ее сравнительно недолго, так как она находилась недалеко, в доме инвалидов. Они ее видели, но взять ее оттуда не разрешили. Там она находилась с самого окончания войны, и состояние ее здоровья постоянно ухудшалось. (Вскоре после их посещения она умерла.)

На этом поиски детей закончились. Чего больше оказалось в результате этих поисков — счастья или горя? Все-таки счастья. Вот что пишет нам т. Паля после того, как приехала домой в Сталино: «...Спрашиваете, как я живу сейчас? Смогу ли я это описать?.. Сколько пережито горя, сколько пролито слез и как я еще осталась нормальным человеком. Все эти годы затаить свое горе, работать как волу, да еще в шахте 9 лет, всегда не промытой, полуголодной... Даже вспоминать тяжело, когда это все осталось позади... Я вообще и не хотела жить, только как-то получилось, что уцелела. Ну, а теперь представьте мою радость, когда я получаю письма, написанные самой дорогой в моей жизни рукой — рукой сына. Мне хочется жить, работать, хочется навсегда забыть горе, которое частично осталось в груди...»

Но не все так было гладко. Были какие-то сомнения, как воспринял Гена, что не вернулась после войны в Людиново, к отцу, хотя и знал, что отец женился на другой женщине уже в первый год после возвращения с фронта. Особенно было тяжело, когда Гена написал, что к нему в Минск приезжал отец, который рассказывал, какая у них плохая мать, что она их бросила, а у него новая жена — красавица Вера, и т. д.

Свои сомнения т. Паля высказала в одном из писем к отцу. Ответ Гены на это письмо т. Паля при одной из встреч передала своей сестре — моей маме. Это письмо приведу почти полностью: «...Мама, немного о твоем письме. Мы же живем не прошедшим, ведь так? А если так, то позабудем прошедшее и будем жить настоящим и будущим. Я не виню никого — ни отца, а тем более тебя — всему виной война... Я тебе писал, что осталось у меня на душе после его (отца) отъезда. Почему это так, я и сам не могу разобраться. Я жил своей жизнью и вдруг... такая перемена, да еще так сложившаяся жизнь твоя и отца. Вот это на меня и подействовало. Но знай, мама, что кроме тебя я никого не люблю и приеду только к тебе. Забыть отца я тоже, конечно, не смогу и приехать к нему мне надо, но это только тогда, когда я буду жить с тобой. О будущем я с отцом совсем не говорил и приехать к нему не обещал, но звать к себе — он звал. Но это еще ни о чем не говорит. ...Я сопоставил мою встречу с тобой и отцом, в них большая разница. Мама, я запомнил ту ночь в детдоме, когда ты сидела надо мной, а вот с отцом у меня произошло противоположное. ...Я получил письмо от Светланы, кто она мне, не пишет, но на фото написано — «Брату от Светланы». Так, наверное, она двоюродная сестра мне? Да? Я ей пока не отвечал... Будь здорова и весела и, главное, не горюй обо мне. Еще немного и мы будем вместе...»

После окончания службы в армии Гена едет к матери в Сталино и остается жить у нее. Некоторое время жили у сестры Марии, а потом стали снимать комнату в частной квартире. Гена поступил работать на машиностроительный завод слесарем-сборщиком, где проработал до последнего времени, пока завод не закрыли в 1994—1995 гг. Поступил в вечерний техникум, который впоследствии успешно закончил, хотя было очень трудно, а именно — тяжело давался украинский язык и литература, но тем не менее он его (украинский язык) осилил.