Коллектив авторов - Седые дети войны: Воспоминания бывших узников фашистских концлагерей

Из Гдыни нас отправили в концлагерь в польский город Торунь. Лагерь большой, бараки были новые (доски чуть потемнели). Помню, как мы, дети, конопатили и заклеивали окна в бараке. Потом в барак был пущен газ для уничтожения насекомых, а мы провели какое-то время под открытым небом. Нас тоже «обработали».

Однажды вместе с несколькими узниками нас отправили работать на ферму. Но, вероятно, это было сделано незаконно, ибо недели через две приехала полиция, и после скандала с хозяином, нас водворили опять в тот же лагерь.

Я не описываю здесь условия жизни в лагерях, они везде были одинаковые: голодное существование с миской похлебки из брюквы, теснота на нарах и в бараках, болезни, тяжелый труд: жесткий режим и наказания.

Весной или в начале лета 1944 г. нас с большой группой отправили в Германию, город Вупперталь. Были ли строения в лагере — не помню, но нас поместили среди развалин домов. Кому-то повезло устроиться в подвалах разрушенных домов или под прикрытием остатков стен, мы же сами строили себе шалаши впритык один к другому из подручного материала, который удалось найти в развалинах. В это «жилище» можно было вползти и лежать. Помню, шли дожди. Под настилом шалаша постоянно журчала вода, одежду просушить было негде. Работали на расчистке развалин.

Летом 1944 г. в составе большой партии узников нас привезли в город Веймар (Тюрингия) на распределительный пункт. Не знаю, как он назывался официально, но это был, в сущности, невольничий рынок. Расположен был в центральной части города во дворе между жилыми домами. В одном из домов на первом этаже было большое помещение с двухэтажными нарами и голыми досками. Туда нас загоняли только на ночь, а весь день мы проводили во дворе, так как в помещении было невыносимое количество блох. Здесь же нас, как лошадей, осматривали и отбирали многочисленные покупатели.

Мы попали к бауэру в деревню Ольберслебен, примерно километрах в 15—18 от Веймара.

Семья состояла из хозяина, его жены и двух сыновей (младший — моего возраста). Кроме нас было еще двое русских: пожилая женщина и военнопленный. Жили на чердаке сарая. Занимались полевыми и хозяйственными работами от темна до темна. В мои обязанности входило ухаживать за свиньями. Боялся я этих злых огромных зверей и... старшего хозяйского сына. Кормили так, что всегда не хватало. Но тут немного «выручали» свиньи: «делились» кое-чем из своего рациона.

Через некоторое время мы оба с матерью заболели. Хозяин отвел нас и ту женщину на распределительный пункт, на этот раз мы пробыли здесь довольно долго: никто не хотел таких хилых брать. Это для нас могло плохо кончиться (Бухенвальд рядом). Но нам повезло: «купцы» взяли большую партию «товара», в которой мы и затерялись.

Привезли нас в имение барона в деревню Денштедт, приблизительно в пяти километрах от Веймара. Здесь работало много людей разных национальностей из разных стран. Работать заставляли много, а кормили плохо. Из-за конфликта с управляющим нескольких человек (в том числе нас) увезли и поместили на огороженную колючей проволокой площадку без строений, где было еще много невольников. Но уничтожить не успели, так как буквально через день, шел 1945 год, нас освободили американские войска.

Мы вернулись в Денштедт и еще пробыли там какое-то время. Мама болела. Когда в Веймаре был организован лагерь для репатриантов, в котором распоряжались советские офицеры, мы отправились туда. Здесь начали понемногу откармливать, проводили собеседования, проверку, а затем отправили на Родину. Ехали долго. В пути нас пересаживали из эшелона в эшелон, сортировали.

Наконец, 1 августа 1945 г. прибыли в Витебск. Здесь уже находился отец, вернувшийся из эвакуации, первые послевоенные годы в полностью разрушенном городе были трудности, но мы были счастливы: выжили и были дома.

В найденных архивных документах содержатся далеко не все данные о нашем пребывании в неволе. Я попытался лишь вкратце изложить то, что сохранилось в памяти. Многое могла бы дополнить и уточнить мама, но она умерла до того, как оказались востребованными воспоминания о том страшном времени. Не описываю здесь многие драматические события, очевидцем и участником которых был, иначе это вылилось бы в очень большой объем.

В дальнейшем, поскольку я работал на режимных предприятиях, часто приходилось писать и отвечать на вопросы о пребывании в неволе. Я никогда ни о чем не умалчивал. Правда, был «невыездным». Такое было время!

Послевоенная жизнь сложилась вполне благополучно. Окончил 7 классов, техникум, отслужил три года в армии, окончил институт, женился. У меня была очень интересная работа, прекрасная семья. В 1961 — 1978 гг. жил с семьей в Омске, с 1973 г. — в Калуге. В 1991 г. вышел на пенсию. Инвалид второй группы.

С 1992 г. принимаю активное участие в движении бывших малолетних узников фашистских концлагерей.

Морякова(Архипова) Нина Николаевна

1938 г.р., ур. д. Мойлово Хвастовичского р-на Калужской обл., проживает в г. Обнинске

Воспоминания о днях плена со слов моей матери, Архиповой Прасковьи Никитичны 1913 года рождения, ушедшей из жизни 28 декабря 1990 года.

В октябре 1941 г. в наше село Мойлово Хвастовичского района Орловской области вошли немцы. Проехали на технике, прошли село, сожгли несколько домов, расстреляли нескольких жителей...

Самое страшное было в январе 1942 г.: сплошь горело, убивали, сжигали заживо, бросали в колодцы на штыках детей. Вместе с соседями и родственниками мы находились в подвале. К нам ворвались немцы, дали команду всем выйти, осмотрели всех, а были здесь женщины, дети и один старик. Нас толкнули в подвал, все попадали, давя друг друга. В подвал спустился немец, отстегнул гранату и плотно за собой закрыл дверь. Результат взрыва: убито несколько человек и все оставшиеся в живых получили ранения и контузии.

Мою мать ранило в ногу, в возрасте трех лет и шести месяцев я получила осколочное ранение. Осколок в два сантиметра находился в области печени 42 года, который умелые руки хирургов извлекли в 1983 году.

Мы были разуты, раздеты, все наше хозяйство с домом сгорело. Нас в тяжелейшем состоянии, с наступлением темноты вынесли жители села в оставшуюся хату, где можно было только стоять, вот сколько было здесь людей.

Через несколько дней нас немец погнал из села, не знали мы, куда нас гонят, кто не мог идти — пристреливали. Часть нашей большой семьи оказалась в этой колонне: моя бабушка, Трусова Анна Даниловна 1891 г.р., моя тетя, Трусова (Горох) Александра Никитична 1930 г.р., моя мать Архипова (Трусова) Прасковья Никитична 1913 г.р., моя сестра Архипова Валентина Николаевна 1943 г.р.