Наталья Шмелькова - Последние дни Венедикта Ерофеева

Фрагмент из блокнота В. Ерофеева «Русский романс от Титова до Свиридова»

У метро «Кропоткинская» нас уже дожидались Веничкины друзья: артисты Леша Зайцев и Жанна Герасимова. Показались очень милой парой. На наш звонок дверь открыл сам хозяин – нарочито всклокоченный, в очках, из-под которых пробивался острый, пытливый взгляд бесенка. Элегантно поклонившись, он проникновенно поцеловал Ерофееву руку, а Веничка невозмутимо, как будто ему каждый день при встречах ручки целуют, неторопливо проплыл на кухню.

Ему здесь уютно. Беседа льется рекой. Обожающий его Зайцев беспрерывно читает монолог за монологом, периодически заключая Ерофеева в объятья, объясняясь ему в любви и восхищаясь его талантом.

Жанна потихоньку мне рассказывает, что Ерофеев при встречах почему-то упорно ее не узнает. А ведь она не раз с Зайцевым навещала его в больнице. Объясняет это его холодностью, надменностью. «Сейчас он стал намного мягче», – сказала она.

Засиживаемся допоздна. Вечером, после их ухода, происходит что-то вроде пожара. Почему-то лопнула лампа, и маленький язычок пламени пополз вверх по проводу, немного задев угол какой-то картины. Мистификатор Михайлов, изображая ужас, бессмысленно метался по огромной квартире с какими-то тряпками. А я-то, зная его, видела, что пребывал он в истинном восторге от происходящего. И не ошиблась. Не прошло и дня, как всей Москве уже было известно, что в доме Михайлова в присутствии Ерофеева дотла сгорел Василий Ситников! подлинник Ватто!! и, если мне не изменяет память – Рафаэль!!!

Об этом мне сказала поэтесса Татьяна Щербина, которая в свою очередь услышала о происшедшем от великого художника и великого фантазера Дмитрия Плавинского.

– И что же такое у вас произошло? – с неподдельным ужасом в голосе спросила она меня при встрече.

Галя, почему-то разыскивающая Веничку, отлично зная, где он, продолжала неустанно наводить обо мне у общих знакомых очередные справки. Уже потом, по донесению Ерофеева, узнала, как отозвался обо мне наш общий знакомый – замечательный художник и поэт – Борис Козлов: «Наташка – чудесный человек, но, как и многие из нас, немного с сумасшедшинкой».

____________

Апрель

Козлов легок на помине. Позвонил мне и пригласил нас с Веничкой посмотреть его новые работы, а также на какую-то выставку. Спросила его, знает ли он, что Ерофеев крестился на Пасху в костеле Святого Людовика? В трубке – веселый хохот: «Молодцы ребята! Представляю, сколько вы выпили, чтобы придумать такое!»

Являемся. Веничка в своем репертуаре. Сразу уютно пристраивается на диване, не окинув взглядом, хотя бы для приличия, ни одной вывешенной картины.

О многом весело вспоминаем. Например, как однажды моя старшая подруга Майя Луговская попросила Славу Льна и художника Олега Целкова [8] Художник. В 1977 году эмигрировал в Париж. познакомить ее с Ерофеевым. Те пришли к ней в дом с Козловым, выдав его за Веничку. Вечер прошел прекрасно. Очень Луговской понравился Ерофеев!

____________

Без договоренности и, конечно, без билетов едем на электричке в Добрыниху к «любимому первенцу». И, конечно, опять контролеры и на сей раз штраф. С трудом находим Вадикин дом. Знакомлюсь с его женой Любой и дочерью Машенькой. Все едины в желании немедленно отметить встречу. Оставив Веничку на попечение домочадцев, отправляемся с Вадиком по шпалам за вином. За беседой в очередной раз он выражает удивление: как Галя еще меня терпит? Дает мудрые советы, как Веничке не надоесть. По возвращении – уже накрытый стол. Вечером – прогулка к маленькому прудику с разжиганием костра. Веничке холодно сидеть на не прогретой еще солнцем земле. Протягиваю ему свою шерстяную кофту. «Какая самоотверженная девчонка, – хвалит он меня, – сама мерзнет, а мне кофту отдает». Опаздываем на последнюю электричку и остаемся до утра. Перед отъездом Веничка деловито берет из книжного шкафа и кладет себе в сумку несколько книг, заявив, что Вадик ничего не подарил ему в день рождения. Тихонов смиренно молчит. Провожает нас до электрички, но Веничке еще хочется подышать свежим воздухом. Долго бродим по лесу. Устал… Сооружаю ему настил из папоротников, и он безмятежно засыпает. Простились в Москве на вокзале.

____________

10 мая

Еду на 3 дня от МГУ на всесоюзное совещание в Таллин. От Ерофеева впервые узнаю, что на кладбище Александра Невского похоронен любимый им Северянин. Шестнадцатого мая – столетие со дня его рождения. Веничка просит посадить на его могиле цветы. Желательно незабудки. Выбираюсь только к вечеру и выполняю просьбу. Для отчета, зная о его недоверчивости, зарисовываю надгробную плиту с высеченными на ней строками: «Как хороши, как свежи будут розы, моей страной мне брошенные в гроб». На могиле – уже принесенные кем-то розы… Беру с земли несколько лепестков и уже в гостинице приклеиваю их на листок с зарисовкой. И еще внизу приписываю несколько сочиненных экспромтом строк:

На заброшенном кладбище «Невского»,

Приютившемся в чопорном Таллине,

Есть могила поэта известного,

Игоря Северянина.

Я пришла туда поздно вечером.

Я искала ее робея.

На могилах горели свечи,

И от них темнота светлела.

По приезде в Москву вручаю Вене листок, извинившись за пошловатость оформления. «Ничего, ничего, – сказал он, – это как раз в духе Северянина», – и бережно повесил его над письменным столом.

Сообщил новость: Каверин в кооперативном книгоиздательстве собирается опубликовать «Москва – Петушки» и уже приезжали от него два гонца и взяли экземпляр.

Вечером заехала к Майе Луговской. Показала ей Венины фотографии. Она рассказала мне, как он с Олегом Целковым и Борисом Козловым лет 10–12 тому назад был у нее в гостях. Уходя, Веня забыл у нее книгу – пьесы Булгакова («Дни Турбиных» и «Последние дни Пушкина»), в которой, как она потом обнаружила, были заложены маленькие офорты неизвестного ей автора. Напомнила, как через 2–3 года, еще задолго до нашего с Веничкой знакомства, она подарила их мне на день рождения. Луговская восприняла это все как мистику. «Ты же понимаешь, – сказала она, – что это он подарил их тебе, а не я!» Показала мне оставленную у нее Веней книгу с автографом: «Дорогие Лидия Николаевна и Иван Васильевич! Примите от меня эту книгу – первое издание двух пьес Михаила Булгакова. Мне приятно сознавать, что эта книга будет у вас. Меня всегда трогало ваше отношение к моему брату. Н. Булгакова-Земская».