Александр Розен - Времена и люди. Разговор с другом

— Еще одна самодеятельность, — сказал Михаил Павлович. — На этот раз генеральская…

Командующий 67-й армией Михаил Павлович Духанов был отозван Ставкой в предвидении решающего сражения, которое должно было отбросить гитлеровцев от стен Ленинграда.

— Не о ЧП речь, а о том, что за этот год и в Сталинграде, и после Сталинграда, накоплен величайший опыт наступательных операций, выработался новый тип советского военачальника. Ставка сомневается, сможем ли мы, командармы, действовавшие на сравнительно узком фронте, не только разгромить врага, но и обратить его в бегство.

Духанов говорил так, словно читал лекцию, а я, слушая его, думал: неужели же «унижение паче гордости»? Но как-то это совершенно не вязалось с характером Духанова, которому чужда была всякая поза и в равной степени душевное кокетство, то есть «поза для самого себя». Мне кажется, что Духанову, старому профессиональному военному, была чужда и сомнительная философия: «начальству виднее». Он был солдат, но никогда не опускался до уровня солдафонства. От своих подчиненных Духанов требовал не только выполнения приказа, но и его понимания. Он не бравировал своим солдатским послушанием и, быть может, именно поэтому не согнулся, когда Ставка отстранила его от командования армией. Он заставил себя разобраться в приказе, не приспособиться к приказу, чтобы полегчало на душе, а понять, что же произошло, что заставило Ставку принять именно такое решение. И это позволило Духанову воевать дальше, не цепляясь за старое положение командующего армией. Он был назначен заместителем командующего 62-й армией, но ведь этой армией командовал Василий Иванович Чуйков!

«Выбор сильнейшего» — задача и военного, и любого другого общего дела. Но даже самый точный учет главных слагаемых — опыта, знаний и мастерства — может оказаться недостаточным, если не брать в расчет и психологический эффект выбора. Осенью сорок первого года, в самый критический момент под Ленинградом, тот же Духанов был назначен командиром 10-й стрелковой дивизии. Здесь учитывалось не только военное мастерство Духанова, но и психологический эффект назначения командиром дивизии человека, еще до войны занимавшего высокие посты.

В канун боевой операции командующим 2-й Ударной армией был назначен ветеран Ленинградского фронта, ставший одним из виднейших военачальников, Иван Иванович Федюнинский. Корпус, которым командовал Николай Павлович Симоняк, был выдвинут в район Пулкова.

Честолюбие военного человека всегда связано с выполнением задачи, мерилом которой служит наиболее опасный участок фронта. Корпус, которым командовал Симоняк, был выдвинут на рубеж, наилучшим образом подготовленный фашистами для обороны и потому наиболее опасный. Это знали все, начиная с самого Симоняка и кончая семнадцатилетним красноармейцем Сологубом, который считал, что ему повезло. И в самом деле, ведь Сологубу было всего на два года больше, чем барнаульскому пареньку Васильеву, а он уже вышел на направление главного удара.

Напрасно битые гитлеровские генералы ищут в решении Гитлера любой ценой оборонять от русских свой «Северный Вал» признаки нарастающего безумия фюрера. Конечно, вся развязанная фашистами война была безумием, но без этой войны фашизм не был бы тем, чем он был в действительности — кровавой авантюрой, стоившей человечеству десятков миллионов жертв. Не существует фашизма мирного, фашизм на мирном положении — это тактический прием, это подготовка нового удара. Гитлеровское безумие в январе сорок четвертого ничем не было безумнее гитлеровского наступления на Ленинград в сентябре сорок первого.

И даже 14 января сорок четвертого, когда начала наступление 2-я Ударная армия, и даже 15 января под Пулковом фашисты не вняли голосу разума, потому что фашизм и разум — понятия прямо противоположные, потому что фашистские генералы, которые в сентябре сорок первого докладывали Гитлеру об успешных боях в пригородах Ленинграда, и фашистские генералы, которые в январе сорок четвертого, ахая и охая, выполняли приказ Гитлера об удержании «Северного Вала», были одинаково безумны.

Ожесточенное сопротивление, которое оказали гитлеровцы, запомнил каждый наш солдат, оно стоило большой крови. В час артиллерийской подготовки по немцам были выпущены десятки тысяч снарядов, по одной только интенсивности огня фашисты могли понять, какую силу набрали за девятьсот дней русские, и все же, покинув свою первую линию, гитлеровцы цеплялись за вторую, потом за третью, снова и снова зарывались в землю, в камень, в бетон. По сути дела, они были смертниками.

Нашей армии совершенно чуждо это понятие. Ведь смертником совершенно необязательно должен быть храбрый человек, смертник — человек, обреченный на смерть. Подвиг, жертва во имя общего дела, прямо противоположны обреченности. Это движение добровольное. Каждый, кто помнит первый бой Семидесятой под Сольцами, помнит подвиг красноармейца Демина: раненный в плечо, он бросил вторую бутылку с термитной смесью и поджег второй фашистский танк. Но каждый, кто помнит этот бой, помнит, что раненому красноармейцу Демину было приказано покинуть щель и выйти из боя.

Не было и не могло быть приказа командиру взвода 131-го полка Волкову закрыть своим телом амбразуру немецкого дота, было сознание, что дот мешает нашему наступлению, что он мешает свершиться тому, что должно наконец свершиться здесь.

Немецкие смертники не только сопротивлялись без всякой надежды на успех (именно в этом цинично признавались после войны гитлеровские генералы), но и подтянули к концу первого дня новые резервы. Немцы еще занимали Виттоловские высоты — это километров пять от Пулкова — и особенно держались за небольшую деревушку Рехколово, которую мало кто даже из коренных ленинградцев знает, такая это маленькая и невзрачная деревушка. Но тогда она была ключевой позицией: здесь перекресток дорог Пулково — Пушкин и Пулково — Красное Село. Симоняк справедливо требовал наступать, гнать врага. Когда ему донесли, что одна из рот 131-го полка зацепилась за северную окраину Рехколова, он бросил коротко:

— Молодцы!

Именно в этот момент погиб командир роты, и именно в этот момент командир артиллерийской батареи Игорь Бойцов принял на себя командование ротой. Я был в то время на огневых позициях, километрах в пяти от Рехколова, то есть в самом Пулкове. Игорь требовал огня, и батарея вела огонь, не считаясь с расходом снарядов. Огня! Огня! — требовал и требовал Игорь Бойцов. И вот уже Рехколово занято нами, но Бойцов требует и требует огня.

На огневых не видно, что делается впереди, дело огневиков — точно стрелять по заданным командиром батарей целям. Но именно по заданным Игорем Бойцовым целям на огневых поняли: фашисты перешли в контратаку, они окружают роту, которой командует артиллерист Игорь Бойцов.