Детлеф Йена - Екатерина Павловна, великая княжна

В XVIII столетии каждый правитель стремился придать блеск и импозантность своему двору, прибегая к помощи деятелей науки и изящных искусств. Екатерина прекрасно знала это по опыту своей жизни в Санкт-Петербурге. Собственный придворный театр, прекрасные дворцы и замки, приглашенные ко двору выдающиеся ученые, поэты и музыканты поднимали авторитет монарха, повышали престиж страны и делали придворную жизнь более приятной. Хотя Вюртемберг был довольно маленьким государством, его король не жалел сил и средств, чтобы украсить свою резиденцию, подняв ее на уровень, достойный его будущей роли в Германском союзе. Екатерина Павловна поощряла в муже это честолюбие и находила ему практическое применение. Королевская чета по-прежнему поддерживала дружеские отношения с бароном фон Штейном. Удалившись после Венского конгресса от политики, барон, поощряемый своими покровителями, занялся поиском источников по средневековой германской истории. Исторические документы должны были служить дополнительным обоснованием его имперской идеи, так до сих пор и не реализованной. Собирание немецких средневековых рукописей стало поводом для коллекционирования предметов средневекового немецкого искусства. Штутгарт — центр немецкой живописи и скульптуры? Идея показалось королю и королеве весьма привлекательной, в том числе и с политической точки зрения.

Осенью 1813 г., когда у Екатерины Павловны еще не было никаких серьезных намерений относительно брака с Вильгельмом, она познакомилась с известным коллекционером предметов искусства Сульпицием Буассере и его братом Мельхиором. В годы секуляризации церковного имущества оба собрали множество произведений знаменитых старогерманских и голландских мастеров. Уникальные вещи были тем самым спасены от уничтожения. Екатерина осмотрела выставленную в Гейдельберге богатую коллекцию и высказала глубокую признательность братьям за проделанную ими работу. В то время сестра прославленного героя-победителя Александра I стремилась использовать любую возможность для самообразования и демонстрации своего тонкого понимания искусства. Она хотела следовать примеру Екатерины Великой, ведь та в свое время тоже направляла агентов в Западную Европу для покупки ценных картин и скульптур, используемых в убранстве роскошных дворцов Санкт-Петербурга и его окрестностей. С этого времени Екатерина Павловна не теряла связи с Сульпицием Буассере и великодушно обещала ему свою помощь во всех его начинаниях. В 1814 г. она попросила коллекционера показать герцогу Ольденбургскому и кронпринцу Вюртембергскому наброски Кельнского собора, которые он сделал, чтобы способствовать завершению строительства выдающегося памятника немецкой национальной культуры. Может быть, они смогли бы оказать необходимую материальную помощь?

Известные ценители искусств братья Буассере не были мечтателями-идеалистами, они были практически мыслящими дельцами. Они решили продать за высокую цену свои сокровища и предложили их нескольким заинтересованным лицам. Особенно интенсивно переговоры о продаже коллекции велись с Пруссией. Но и Екатерина Павловна, наслаждаясь своим семейным счастьем, не упускала из виду предприимчивых братьев и их ценности. Весной 1817 г. Сульпиций написал в Веймар Гёте: «Намерения Вюртемберга становятся все более серьезными, трудности Пруссии — все более раздражающими, а усилия наших франкфуртских друзей — все более энергичными. Из Штутгарта господин Вангенхейм (министр культуры Вюртемберга) поставил нас в известность, что в случае, если мы сможем отделаться от Пруссии, королева желала бы оплатить коллекцию из своих собственных средств и подарить ее стране» {209} 209 Schumann, Königin Katharina von Württemberg, s. 74. .

Итак, чтобы поднять престиж Вюртемберга, Екатерина Павловна решила выкупить за собственные деньги коллекцию выдающихся произведений искусства! Она сконцентрировала все свои силы на том, чтобы поддержать политическую деятельность супруга, обеспечив экономическое и социальное возрождение Вюртемберга. В июне 1818 г. Сульпиций получил от вюртембергской королевы письмо. Содержание нам неизвестно, но вполне вероятно, что речь в письме шла о транспортировке коллекции в Штутгарт, поскольку в июле 1818 г. Рапп сообщал, что для нее уже найдено подходящее место: сильно вытянутый в длину бывший офицерский павильон на Кенигштрассе, рядом с дворцовой площадью Штутгарта. В этом здании уже были выставлены 250 картин из собрания братьев Буассере. Остальные экспонаты этой коллекции все еще находились в Гейдельберге. В октябре 1818 г. Екатерина, Вильгельм и Мария Федоровна смогли полюбоваться ими, проведя в выставочных залах несколько часов. Потом Мария Федоровна отправилась в обратный путь в Россию. Расставание матери с дочерью далось им тяжело, хотя вряд ли кто-либо из них мог предвидеть, что это была их последняя встреча. Возможно, в Гейдельберге они обсуждали вопрос о покупке картин, поскольку необходимые для этого средства Екатерина Павловна должна была затребовать из императорских банков Санкт-Петербурга. В глазах Марии Федоровны дело, затеянное дочерью, выглядело поистине революционным: столь ценная коллекция произведений искусства должна была быть представлена на обозрение общественности! В Санкт-Петербурге еще многие десятилетия роскошные дворцы с их уникальными шедеврами оставались недоступными широкой публике. Хотя, может быть, Мария Федоровна только порадовалась затее Екатерины, ведь Вюртемберг был ее родиной, и для его блага никакая цена не казалась императорскому дому слишком высокой. К сожалению, ранняя смерть Екатерины не позволила ей довести начатое дело до конца. Покупка коллекции, по мнению Вильгельма и его супруги, должна была возвести Штутгарт в ранг города искусств. Но со смертью королевы ее средства перестали быть источником финансирования многих задуманных мероприятий. В завещании не было сказано ни единого слова о покупке предметов искусства. Кто должен был теперь оплачивать картины? И местные художники, и ландтаг, и пресса — все дружно высказались против покупки коллекции из мелочного эгоизма, зависти к конкурентам и по причине отсутствия средств. Сам король Вильгельм не располагал требуемой суммой. Так что задуманный Екатериной план так и не был осуществлен. В итоге «тем, кто смеется последним», оказался баварский король Людвиг I. В 1827 г. он привез ценную коллекцию в Мюнхен, существенно пополнив тем самым Старую Пинакотеку.

Королева Вюртемберга стремилась не только к открытию галерей, которые демонстрировали бы уникальные произведения искусства и повышали бы тем самым престиж двора. Она понимала и практическую пользу искусства, способствовавшего возрождению экономики, формированию общей бытовой культуры и воспитанию патриотизма. Так, например, Екатерина попыталась привлечь к своим проектам известного в то время поэта Иоганна Петера Хебеля, который, печатаясь в «Рейнском друге дома» и «Шкатулке с драгоценностями», стал выразителем господствующих в обществе национально-патриотических настроений. Варнхаген фон Энзе в своих воспоминаниях очень точно описал свойственную Екатерине Павловне манеру обращения со своими подданными и реакцию на нее Хебеля: «Королева Екатерина Вюртембергская обратила внимание на процветающий по соседству (в Бадене. — Примеч. авт.) талант Хебеля и его широкую популярность и подумала, что сможет в самом хорошем смысле использовать его на благо своей страны; ведь бюргерство и сельские жители нуждались в образовании, а общие понятия, изложенные доступным народу языком, были бы лучше ими восприняты и правильно применены; людей нужно просвещать относительно предоставленных им конституцией политических прав, и ничто не может быть более целесообразным, чем соединение политического просвещения с предоставлением самых разнообразных полезных сведений по аграрным, ремесленным и другим вопросам. Хебель показался ей вполне подходящей для этого кандидатурой, и королева вскоре после прибытия в Баден милостиво пригласила его к себе. Прийдя в полный восторг от общества столь благородной женщины, от ее умных речей и точных наблюдений, он ни о чем уже не мог спорить и ничему не мог противиться и, дав все, какие только можно, обещания, в блаженном упоении вернулся назад, в Карлсруэ. Там он наконец одумался и, поразмыслив, пришел к выводу, что порученное ему дело вовсе не такое легкое и ему потребуется не только всеобщая помощь, но и особое руководство, за которым он и обратился ко мне, тем более что сама королева в разговоре ссылалась на мое имя. Мне он вскоре признался, беспокоясь и смеясь одновременно, что он не только не понимает, чего, собственно, хочет от него королева, но и не уверен в своей способности достичь того, что предполагает своей целью; он, напротив, хотел бы, если можно, отправить сочинение, написанное в свойственной ему манере, чтобы ясно показать свою неспособность вести беседы на политические темы, и заверить при этом королеву в том, что он мог бы убедительно писать о многих других вещах» {210} 210 Varnhagen von Ense, Denkwürdigkeiten des eignen Lebens, Bd II, s. 210. .