Детлеф Йена - Екатерина Павловна, великая княжна

За безопасность участников траурной церемонии отвечала петербургская полиция, которая должна была присутствовать во всех важных пунктах города. Появилось особое «Объявление для санкт-петербургской полиции». В нем точно разъяснялось, как должны будут вести себя участники траурной церемонии. Среди прочего предписывалось:

«1. До 9 часов все, имеющие билеты, могут свободно проехать через все улицы и проспекты к церкви. С 9 часов на Невском проспекте от Полицейского моста до императорской библиотеки будут выставлены военные патрули, и с этого момента этот отрезок по всем направлениям будет непроезжим.

2. Те, кому не удастся прибыть до 9 часов, могут проехать через Большой Конюшенный мост, через Малый Конюшенный мост и через первый мост, и далее по Большой Миллионной улице…

3. Экипажы должны быть оставлены на Большой Конюшенной улице, поэтому милостивые господа могут приказать своим лакеям сопровождать кареты туда, где они должны быть оставлены, чтобы после вернуть их на первоначальное место.

4. Когда гроб будут опускать в могилу, команда, стоящая впереди, должна дать троекратный салют. Залпы, конечно же, напугают лошадей. Чтобы предотвратить возможные несчастья, прибывшим господам желательно заблаговременно дать приказ своим кучерам не слезать с козел, а форейторам — с лошадей…» {103} 103 Там же, с. 152. .

Царская служба безопасности действительно предусмотрела все. Ничто не должно было омрачить торжественную церемонию.

Как и было предписано, к 2 часам ночи 20 января 1813 г. траурный кортеж въехал в Санкт-Петербург. Несмотря на столь непривычный час и сильный холод (в ту ночь температура упала до -30 °C), огромная толпа народа сопровождала гроб до церкви Св. Петра и Павла на Невском проспекте. Речь идет не о современной церкви Св. Петра, а о той, здание которой было построено в 1730 г. под патронажем фельдмаршала графа Бурхарда Кристофа Миниха, происходившего из Ольденбурга. Это церковь простояла только до 1832 г.

Все произошло в точности по разработанному распорядку и предписанным директивам. 22 января состоялись сама траурная церемония и обряд погребения. В первой половине дня к Екатерине Павловне в Царское Село прибыли Петер Гольштейн-Ольденбургский и его сын Август. Во второй половине дня Екатерина встретилась в Санкт-Петербурге с Марией Федоровной, а затем поехала к своим сыновьям в Аничков дворец. Погребение состоялось в присутствии императорской семьи, высшей знати и при большом скоплении народа. Двор провозгласил траур, прерванный с 19 по 24 февраля и закончившийся 17 марта 1813 г. Траурная церемония и погребение обошлись казне в сумму около 110 350 рублей. Останки Георга Гольштейн-Ольденбургского покоились в Санкт-Петербурге до 1826 г., а затем были перевезены в Ольденбург и перезахоронены.

Смерть Георга означала для Екатерины конец ее счастливой супружеской жизни. В муже она всегда находила опору и поддержку, которой лишилась совершенно неожиданно, и потому оказалась в состоянии тяжелейшего душевного кризиса. Многие всерьез сомневались в том, что она сможет когда-либо оправиться от тяжелой болезни. И лишь близкие к ней люди помнили необыкновенную энергию, волю и непредсказуемость этой чрезвычайно честолюбивой женщины. Воля к жизни проснулась в ней с той же стремительностью, с которой угасла в декабре 1812 г. Меланхолично, немного вскользь и одновременно с этим с некоторой кокетливой убедительностью уже в конце января 1813 г. Екатерина писала о годах, проведенных в Твери: «Тверь навсегда останется дорога мне; это место, где я провела такие счастливые, могу Вас, пожалуй, заверить, — самые счастливые дни моей жизни, так как я не верю, что мне выпадет еще много подобных» {104} 104 Merkle, Katharina Pawlowna, s. 38. . Тот, кто мог наблюдать последние годы молодую женщину, должен был бы подтвердить, что ее брак был действительно счастливым. Ее страстный интерес к политике указывал на то, что в обозримом будущем Екатерина Павловна не намерена была сдаваться. Казалось, что она сама лучше других понимала, что происходит с ее здоровьем, ничего не говоря об этом никому, даже любимому брату.

Прошло всего несколько недель после смерти Георга, и Екатерина Павловна обнаружила, что черный траурный наряд очень ей к лицу. Война еще не закончилась, многое еще предстояло сделать и пережить. Но несмотря на серьезную болезнь, жизнь д ля княгини еще не окончилась. Российская империя еще пока не добилась гегемонии в Европе, брат Александр продолжал борьбу с Наполеоном. Разве ее отец, император Павел I, в свое время не лелеял мечту стать спасителем Европы? Екатерина Павловна почувствовала, что возрождается к жизни, и увидела новое поле деятельности для императора и для себя самой. Вновь начались поиски венценосного супруга. У себя же дома с декабря 1812 г. Екатерина оставалась овдовевшей принцессой Гольштейн-Ольденбургской, навсегда отказавшейся для себя и своих детей от каких-либо притязаний на российский престол. Ее честолюбивые планы могли быть реализованы только в Европе.

Изгнание «Великой армии» Наполеона из Российской империи и внезапная смерть принца Георга роковым образом повлияли на дальнейшую судьбу Екатерины Павловны. Спокойному, рассудительному Георгу в какой-то степени удавалось сдерживать политические амбиции своей экзальтированной и честолюбивой супруги. Семейная жизнь в провинциальной Твери приучила Екатерину к скромности. Нервная и вспыльчивая, она постоянно нуждалась в поддержке своего благоразумного супруга. Теперь княгиня оказалось лишенной этой поддержки. Любимый брат был на войне. Рядом оставалась только мать, с которой Екатерина вновь тесно сблизилась, твердо зная, что Мария Федоровна сделает все возможное, чтобы помочь дочери в поисках нового достойного супруга.

А между тем война бушевала уже вне пределов русской земли. Она откатывалась все дальше на запад, туда, где Екатерина Павловна никогда не бывала, в страны, политическая обстановка в которых была ей мало известна. Что, например, могла знать она об интригах князя Меттерниха в венском Хофбурге или о политических планах Великобритании, Пруссии и Австрии? Европейскую политику княгиня оценивала с точки зрения близких и понятных ей российских интересов. Она быстро поняла, что продолжение войны вплоть до окончательного уничтожения наполеоновского господства в Европе открывает для нее новые политические перспективы, связанные с возможностью породниться с какой-либо королевской или императорской семьей. Кто окажется новым избранником, пока было неясно, но ближайшая цель уже четко обозначилась: любимый брат-император, сентиментальный, уверовавший в созданный им самим миф о спасении Европы, должен был быть последовательным и решительным в своей миротворческой роли, а для этого, по глубокому убеждению Екатерины, она должна была постоянно находиться подле него. Только когда Александр во главе победоносной союзнической армии вступит в Париж, все страдания Отечественной войны и трагическая смерть Георга окажутся оправданными и приобретут патриотический и политический смысл. А сама Екатерина, быть может, украсит свою голову гораздо более роскошной короной, чем та, которую надел бы на нее герцог Гольштейн-Ольденбургский. Так, мечты великой княгини вновь тесно переплелись с внешнеполитическими интересами Российской империи.