Марк Лебуше - Бах

Несмотря на ухудшение зрения, он в последний раз отправился в дальнюю поездку. В воскресенье 7 мая 1747 года он снова в Берлине. Старый кантор неоднократно отклонял приглашения прусского короля явить свои таланты его двору, но на сей раз отказаться не смог. Не стоит противоречить могущественному господину Карла Филиппа Эмануэля. И потом, ему не терпится увидеть сына и своего первого внука. После долгого пути по дурным дорогам так хорошо отдохнуть среди детей, в обществе своего «дорогого Фриде». Вот что значит не принимать в расчёт волю прусского короля: едва Бах приехал, как тот вызвал его в Потсдам, в свой дворец Сан-Суси!

Молодой деспот — весьма противоречивая фигура. В 1732 году, ещё будучи наследным принцем, он написал своей сестре Вильгельмине: «Я занимаюсь музыкой каждый день от 4 до 7 часов» и добавил: «Я сделался композитором». Травмированный строгим воспитанием своего отца, короля-капрала, который хотел вытравить из него любовь к музыке, он сначала никак не мог найти себя. И хотя проявлял определённую религиозную терпимость, предоставив католикам Силезии право отправлять свой культ, сам не отличался религиозностью. Более того, этот король, который напишет «Анти-Макиавелли» — критическое рассуждение о «Государе» знаменитого флорентийца, — зачастую был циником. Короче, Бах и Фридрих II казались полными противоположностями. Один — человек скромного происхождения, примерный семьянин и добрый христианин, другой — крупнейшая фигура эпохи Просвещения, гомосексуалист и скептик, друг Вольтера. Добавим политический аспект: войска Фридриха захватили Саксонию.

Однако воля государя — закон! О ночной встрече двух гигантов говорится в нескольких источниках, в том числе в «Берлинских вестях», «Некрологе» и биографии, написанной Форкелем.

«Господа, приехал старый Бах!» — объявил Фридрих II своим музыкантам, собравшимся на вечерний концерт. Он уже в прихожей или нужно послать за ним? После обмена полагающимися по обычаю приветствиями кантору, не успевшему даже сменить запылённую дорожную одежду, предложили испробовать разные фортепиано во дворце. По словам Форкеля, у Фридриха II было тогда полтора десятка этих инструментов работы Зильбермана. Король величественно переходил из зала в зал со своей свитой и оркестрантами, сопровождая старого маэстро к инструментам. Может быть, тогда он и предложил Баху музыкальную тему, попросив на её основе сымпровизировать фугу? Или кантор сам подсказал её Фридриху? Во всяком случае, из-под его пальцев вышла первая трёхголосная фуга — ко всеобщему восторгу. Более того, как сообщают «Берлинские вести», кантор решил записать это произведение и издать его.

Но королю этого показалось мало. На следующий день, после органного концерта в потсдамской церкви Святого Духа, он дал Баху более сложное задание, предложив исполнить шестиголосную фугу. Бах справился и с этим. Карл Филипп Эмануэль Бах и Форкель, однако, утверждают, что импровизация обеих фуг состоялась во время одной и той же встречи и что Иоганн Себастьян сам избрал тему для второй фуги.

Зачем Фридрих II вызвал его к себе — просто из любопытства или из иных соображений? Конечно, у него, как музыканта-любителя, был интерес, но не забавлялся ли король Бахом как игрушкой, живой диковинкой, чтобы посмотреть, насколько его хватит? По сути, король не проявил никакого настоящего участия к человеку, который в его представлении был, конечно, одарённым музыкантом, но не более чем слугой, к тому же представителем устаревшего музыкального жанра. Если послушать сегодня произведения Фридриха Великого в «галантном» стиле, видно, что оба композитора принадлежали к разным мирам.

Вернувшись в Лейпциг, кантор принялся за работу и в июле посвятил Фрвдриху II первую часть своего «Музыкального приношения», слегка переделав обе фуги на предложенную королём тему. Это произведение было закончено осенью, с добавлением сонаты для поперечной флейты, скрипки и непрерывного баса, а также цикла из десяти канонов. Две знаменитые фуги обозначены старинным термином «ричеркар», на три и на шесть голосов, что позволило Баху предварить одно из изданий акростихом: «Regis Iussu Cantio Et Reliqua Canonica Arte Resoluta», что означает «Тема, данная повелением короля, и прочее, исполненное в каноническом роде». Вот только канон-ребус, который надлежало решить, оказался бы не по зубам первому попавшемуся любителю.

Но почему «приношение» — дар, даже жертва для умилостивления бога? Баху больше не надо ничего доказывать, ему нечего ждать от прусского короля — разве что поощрения карьеры его сына. Шахматист сдаётся, его погоня за почётом окончена. Некоторые даже вкладывают в слово «приношение» смысл «искупительной жертвы», словно композитор сам себя кладёт на алтарь. Но почему жертва? Наверное, в этом названии (на что намекает и почтительнейшее посвящение) надо видеть некую лукавую иронию. Деспот бросил вызов, а музыкант ответил ещё более трудной задачей.

Сначала — король, теперь — академия. В мае кантора принимал Фридрих II, а в июне того же года он вступил в Общество музыкальных наук, основанное Мицлером и заседавшее в Лейпциге. Но прежде, в конце 1746 года, ему пришлось исполнить ритуал позирования для портрета.

Самое известное и наиболее часто воспроизводимое изображение Иоганна Себастьяна Баха, в подлинности которого существует полная уверенность, — это портрет работы Элиаса Готлоба Хаусмана, относящийся примерно к концу 1746 года и выставленный в Музее истории Лейпцига. Портреты молодого Баха кисти И. Э. Ренча Старшего и И. И. Иле, относящиеся приблизительно к 1715–1720 годам, всё ещё вызывают сомнения по поводу личности изображённого. Что же касается семейного портрета, созданного дрезденским художником Деннером в начале 1730-х годов, мы о нём уже говорили.

Большая парадная зала бывшей ратуши — Рат-хауса, стоящего на просторной Рыночной площади, — увешана множеством портретов в том же стиле, некоторые из них созданы Хаусманом. Горожане, магистраты, бургомистры, законники и купцы — строгая галерея предков. Не стоит удивляться, что кантор заказал портрет у официального художника: иначе нельзя будет вступить в общество Мицлера.

Это не только стремление к признанию, но и доказательство того, что Бах — человек своего времени. В XVIII веке наступил расцвет академий, которые способствовали распространению знаний. Вслед за Лейбницем и Ньютоном, развивавшими математику и, в случае последнего, её применение к физике, после реабилитации Галилея вся Европа загорелась интересом к естественным наукам и наблюдению за природой, о чём говорят кабинеты диковинок. Целью этих исканий было лучше понять порядок мироздания, описать его и объяснить. Новые академии возникали в Санкт-Петербурге, Стокгольме, Копенгагене по образу и подобию более почтенных учреждений в Париже, Лондоне и Болонье.