Джин Симмонс - Kiss. Демон снимает маску

Думаю, она была первой, кого я лишил девственности. Говорят, для девушек это очень важный момент, — у мальчиков все несколько иначе. Не помню ничего, кроме радостного волнения и непрерывного, но мягкого напора. Я чувствовал себя доктором со скальпелем — именно так приходится себя вести. Позднее той ночью я встал, чтобы сходить в туалет, и, включив свет, чуть не заработал инфаркт: все простыни были в крови. Это меня потрясло. Я решил, что Нэнси умирает. Я набрал ей горячую ванну, и мы почти всю ночь не ложились. На следующий день было воскресенье, и мы почти весь день провели, обнимаясь перед телевизором. То, что так драматически начиналось, переросло в отношения, и мы стали встречаться после занятий. Нэнси начала считать меня своим бойфрендом, и я не стал ее в этом разуверять. Но должен признаться, что, даже когда мы встречались, я ходил налево. Я посещал занятия по теологии, которые вел один епископальный священник (теология была моим профильным предметом), и однажды к нам на занятие пришла его дочь-студентка, приехавшая к отцу в гости. Я пялился на нее все занятие и в перерыве сразу же подошел к ней и спросил, надолго ли она приехала.

● Всего на неделю, — сказала она.

● Может, встретимся сегодня вечером? — предложил я.

В тот же вечер она заехала за мной на фургоне. Мы отправились на кукурузные поля и там отдавались друг другу. Но это все были сторонние проекты. Чувства каждый раз побуждали меня вернуться к моей девушке, что я и делал.

Когда пришло лето, я решил не ехать домой в Нью-Йорк, а пожить на севере штата, где я начал работать на складе «Закариан бразерзс», обеспечивавшем отели всем необходимым. Я служил мальчиком на побегушках у начальника склада. Я все еще встречался с Нэнси, и мы вместе переехали в квартиру рядом со складом. Мы жили в одном доме с Марией, лучшей подругой Нэнси, и ее бойфрендом, шеф-поваром. На его выпечке, которую он каждый день приносил домой, и на еде, которую Нэнси для меня готовила, я раздулся до ста килограммов. Мой стандартный день проходил примерно так: я просыпался, ел что‑нибудь мучное на завтрак, шел в соседний дом на работу, немножко работал, возвращался домой на обед и так далее. По выходным я репетировал со своей группой Bullfrog Beer. Отличное было время. Кругом царила суматоха — страна трещала по всем швам. Но должен сказать, на меня это практически не повлияло. Вьетнам был далеко. Я больше слышал о нем по телевизору, чем в реальной жизни. Периодически колледж закрывали, и люди выходили на уличные демонстрации. Я в них никогда не участвовал. Лично мне хотелось идти на занятия, потому что у меня был взят кредит на образование. Мне казалось, активисты мешают мне учиться. Кроме того, я сомневался, что абсолютно все демонстранты были искренне заинтересованы в политике. Протесты были скорее социальным событием, и большинство хиппи оставались всего лишь богатыми белыми детишками, которые не хотят работать.

Чудесное время — колледж: моя музыкальная карьера продвигалась, с женским полом дела тоже шли в гору. Однако, получив диплом и закончив обучение в Салливане, я вернулся в Нью-Йорк к маме и продолжил учебу в Стейтен-Айленде в колледже Ричмонд, входившем в университетскую систему города

Нью-Йорк. Я должен был закончить учебу и получить степень бакалавра, что являлось частью нашего с мамой договора. Но в душе я размышлял о том, как сделать карьеру в рок-группе.

Начиная играть, мы шли по следам музыкантов чуть старше нас, которые уже успели сделать себе имя. Первая группа Билли Джоэла, Hassles, уже приобрела известность в округе, и я их знал. Знал я и Pigeons, ставших впоследствии Vanilla Fudge. Еще я слушал Aesop's Fables и Vagrants. В целом эти группы представляли собой итальянскую версию английских команд. У них были взлохмаченные стрижки и сильный нью-йоркский акцент, и они старались не отставать от моды, диктуемой группами вроде he Who, he Kinks и he Faces. Представьте себе парня по имени Тони, который строит из себя Рода Стюарта, и вы все поймете. Как правило, участие в группе было лишь инструментом доступа к другим вещам — главным образом, девушкам. И все же мне повезло, что я играл в группах с друзьями, которые были одержимы коллекционированием пластинок. Например, Стивен скупал их как сумасшедший и слушал все подряд, от Ventures и малоизвестных групп «британского вторжения» до Митча Райдера и Detroi Wheels.

Приблизительно в то же время, в середине 1970-х, я познакомился с Полом Стэнли. Тогда его еще звали не Пол Стэнли, а Стэнли Айзен. Он вращался вокруг нью-йоркской рок-сцены в одно время со мной, стараясь сделать себе имя как гитарист и автор песен. Он даже играл в одной группе со Стивеном Коронелом. Мы шли параллельными путями и долгое время действовали независимо друг от друга. Я выбрал стезю басиста. Бас-гитару я взял в руки в средней школе, когда стал играть в Long Island Sounds. Все остальные хотели играть на гитаре, поэтому я подумал, что неплохо бы выбрать другой инструмент, чтобы как‑то выделиться. Я искал возможности для живых выступлений и писал песни, и Стэнли делал то же самое. Наши параллельные дороги даже когда‑то пересекались, хотя мы узнали об этом намного позже. Так, однажды я приехал на юг штата, в Вашингтон-Хайтс, поскольку искал нового гитариста для своей группы и хотел повидаться со Стивеном Коронелом. Там же оказался парень по имени Стэнли Айзен, и Стив сказал мне, что они с ним собирают группу под названием Uncle Joe, в которой будет два гитариста и барабанщик. А когда Wicked Lester уже твердо стоял на ногах, я дал объявление, что мы ищем гитариста для записи демо-пластинки. Тот же парень, Стэнли Айзен, которому впоследствии предстояло стать Полом Стэнли, был одним из гитаристов, откликнувшихся на объявление. Но я его тогда не узнал.

Наконец мы встретились. Брук Острандер, Тони Зарелла, Стивен Коронел и я как раз начинали репетицию, когда вошел Пол. Пол был выходцем из традиционной еврейской семьи среднего класса. Его семья тоже жила в Куинсе, а его отец работал в мебельной фирме. И хотя очевидно, что у нас было довольно много общего, между нами существовали и серьезные различия. Родители Пола были очень начитанными, либеральными и хорошо ассимилировавшимися в американское общество, в то время как моя мать относилась ко всему настороженно и не так много читала. В каком‑то отношении родственники Пола больше напоминали семьи моих дядей, у которых я жил после приезда в Соединенные Штаты.

Было бы приятно сказать, что мы с Полом сразу сошлись, что между нами пробежала искра вдохновения, предвестник того, что впоследствии разрастется в империю KISS. Однако на самом деле я совершенно не понравился Полу, когда мы впервые встретились на севере штата Нью-Йорк. Он счел меня грубым. Наверное, это произошло потому, что во время рукопожатия я посмотрел на него в упор и спросил: «Так ты песни пишешь? Давай‑ка послушаем». Я ни в коем случае не пытался задеть Пола. Но ему так показалось. И он скривился: «Да что этот парень о себе думает?»