Игорь Мартьянов - Слово солдата

— Слово — острое оружие! Ты понимаешь это? Иногда оно разит сильнее пули, — проговорил он взволнованно.

Однажды, когда выпускали очередной боевой листок, Арсений сказал задумчиво, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Борьба у нас идет смертельная, кто кого. Тут уж не приходится жалеть ни себя, ни… ни своих родных или близких.

Я слышал в отряде, что комиссар застрелил своего родного брата, служившего в полиции, и догадался, что означают эти его последние слова насчет родных и близких. Вероятно, на душе у него было очень тяжело и ему захотелось с кем-то поделиться своим горем. Разделенное горе — уже полгоря. И я не ошибся. В эту ночь он рассказал мне о своем несчастье.

— Это случилось в конце сентября сорок второго года в Касплянском районе, — начал Арсений глуховатым голосом. — Я был рядовым партизаном в отряде Алексея Лещева. В полусожженную деревню Бор повадились тогда гитлеровцы и полицаи. Они разбирали уцелевшие от пожара дома, сараи и увозили бревна и доски в деревню Заломаи, где стоял их гарнизон, для постройки дзотов и других сооружений. Перед рассветом наш отряд замаскировался недалеко от этой деревни, в кустарнике, возле старой мельницы на берегу Жереспеи. Меня назначили наблюдателем. Я расположился на высотке, в стороне от отряда. Лещев дал мне свой бинокль. Когда рассвело, хорошо стал виден пустынный проселок, идущий к деревне, густые заросли кустарника вдоль него и лес вдали. Вдруг возле леса показалось десять подвод в сопровождении солдат и полицейских. Вскоре обоз остановился. От него отделились два человека в гражданской одежде и пошли по проселку к деревне. Оружия у них не видно было. Я не поверил своим глазам, когда в одном из них узнал своего младшего брата Ивана. В бинокль хорошо было видно его лицо, одежду и такую знакомую с детства фигуру. Спустившись с высотки, я доложил Лещеву о брате. Тот приказал пропустить их беспрепятственно в деревню, чтобы не вспугнуть обоз, а когда будут идти назад, то задержать. Не было сомнения, что их послали в разведку — узнать, нет ли партизан в деревне. Поэтому сняли нарукавные повязки, оставили оружие в обозе и под видом местных жителей отправились в деревню. Отряд ушел встречать обоз, а я затаился в кустах, и когда Иван со своим напарником, возвращаясь из деревни, поравнялись со мной, я выскочил на дорогу. «Стой! — скомандовал. — Руки вверх!» — и направил на них винтовку. «Арсений, это я, не стреляй!» — закричал Иван, однако руки поднял. Второй полицейский, воспользовавшись заминкой, шарахнулся в сторону и быстро побежал, мелькая в кустах. Я выстрелил ему вслед, но промахнулся. А мой брат тем временем пустился в другую сторону. «Стой! — опять крикнул я. — Стрелять буду!» Но Иван продолжал бежать. Со второго выстрела уложил его замертво… Да хотя бы в кусты бросился, а то бежит, дурак, по дороге, — вздохнул комиссар.

Потом, помолчав немного, добавил:

— Позже я узнал, что он не был завербован. Но начальник волостной полиции иногда посылал его в качестве разведчика в деревни, где могли быть партизаны. При этом он грозил отправить Ивана в Германию, если тот откажется выполнить его приказ. Да все равно, хрен редьки не слаще. Раз ты предатель — значит, не брат.

…Вскоре мне пришлось расстаться с комиссаром Заломаевым. Совершенно неожиданно я был назначен редактором бригадной газеты. Мне очень не хотелось уходить из отряда, а тем более менять винтовку на перо. Однако пришлось.

Моя военная судьба началась осенью 1940 года, когда после окончания архитектурного факультета Киевского художественного института я был призван в армию и зачислен в гаубичный артиллерийский полк. Но прослужил в мирное время недолго. Вечером 22 июня 1941 года, прямо из летних лагерей, находившихся под Москвой, уехал на фронт. Первое боевое крещение получил за Витебском, где занял свои позиции наш полк. Через несколько дней мы покинули этот старинный город, объятый пламенем пожаров. Потом с боями отходили через Лиозно, Рудню, Красное и дымом затянутый Смоленск. Две недели вели бои под Ярцевом. Казалось, что фронт остановился, стабилизировался и скоро начнется наше наступление, которого мы так ждали.

Осенью сорок первого попал в окружение под Вязьмой, получил сильную контузию и оказался в плену. Вместе с другими был направлен в местечко Стодолище, расположенное на шоссе Смоленск — Рославль. Там находился лагерь военнопленных.

Немало советских воинов в первые месяцы войны попало в окружение, и часть из них, не сумевшая перейти линию фронта, познала горечь плена. Им довелось пройти тяжелый путь страданий в гитлеровских лагерях, и не каждому суждено было выжить, многие погибли безымянными от истязаний, голода, холода и болезней. Но те, кому удалось вырваться из фашистского ада, шли в партизанские отряды.

Я испытал все это на себе. Три раза бежал из лагерей, но два первых побега были неудачными — оба раза был задержан полицаями в деревнях, куда меня загонял голод, и после допроса с побоями в комендатуре снова оказывался за проволокой. Но третий побег закончился успешно. В темную июльскую ночь 1943 года я бежал из лагеря, что находился в поселке Выдрино на Витебщине, и увел с собой пятнадцать человек. Через несколько дней встретили в лесу партизанский отряд Н. М. Богдановича и были зачислены в его состав. А в октябре этот отряд влился в 16-ю Смоленскую бригаду.

Еще до прихода в Ушачский район в бригаду доставили на самолете портативную походную типографию. Она состояла из небольшого металлического печатного станка, деревянного плоского ящика со шрифтом, двух банок полиграфической краски и двух объемных тюков нарезанной газетной бумаги. Это явилось, чрезвычайно важным событием в бригаде. Давно уже назревала потребность в печатном слове для проведения в отрядах и среди населения информационно-пропагандистской работы. Люди тянулись к правде.

Типография оказалась очень удобной: она свободно размещалась на одноконной тачанке. Наборщик Иван Мельниченко, рослый, могучий парень, был мастером своего дела. Газету назвали «За Родину». Двухполосная, малогабаритная (двадцать на тридцать сантиметров), она из-за нехватки бумаги выходила один раз в неделю, в количестве шестнадцати, а иногда и более экземпляров. Несмотря на малый тираж газеты, круг ее читателей был довольно широк. Ее распространяли не только в отрядах, но и среди местного населения. Каждый номер, после коллективных читок, переходил из избы в избу и зачитывался, что называется, до дыр.

Кроме газеты, мы печатали воззвания к населению, листовки и регулярно, через каждые два-три дня; выпускали сводки Совинформбюро о положении на фронтах.

Помимо редакторской работы комбриг поручил мне собирать материалы о боевых действиях отрядов и об отдельных партизанах, отличившихся в бою, а также записывать все, что касается бригады со дня ее сформирования.