Игорь Мартьянов - Слово солдата

Еще об одном, тоже из когорты отважных бойцов, о самом юном из них, я хочу написать несколько строк — о Петре Апенкине из деревни Живутица Касплянского района. В отряд Лещева он пришел весной 1942 года, имея при себе винтовку и запас патронов. В этом шестнадцатилетнем пареньке с густыми и черными, как смоль, волосами, покатым упрямым лбом поражало выражение его светло-серых глаз. Встретив его взгляд, человеку казалось, что он наткнулся на два несгибаемых гвоздя. Был Петя не по годам серьезен, немного замкнут, немногословен и отчаянно смел. С необыкновенным упорством он рвался в каждый бой.

Через десять лет после войны на встрече партизан нашей бригады был и Петр Апенкин. Он почти не изменился, только глубже пролегли морщинки на лице да черные густые волосы покрылись сединой, как морозной поземкой. После расформирования бригады, в августе 1944 года, он пошел на фронт и до конца войны был в полковой разведке. На его груди сияло пять орденов и несколько боевых медалей. Когда друзья попросили рассказать, за что он получил награды, Петр отделался короткой фразой:

— Таскал «языков» из фашистских окопов…

Я знал людей, которые в мирное время казались энергичными, волевыми и даже мужественными, а на войне прямо-таки сникали — вели себя вяло, подавленно, робко. А другие, ничем вроде бы не блиставшие ранее, вдруг раскрывались во всю мощь своей души. Именно таким и был Петр Апенкин. В свои семнадцать он уже проявил себя настоящим воином.

К сожалению, далеко не все диверсии проходили благополучно, без потерь. Иногда успех акции оплачивался самой дорогой ценой — ценой жизни.

Был такой случай. Подрывники 2-го отряда комсомольцы Николай Исаев и Василий Гуляев, устанавливая мину на магистрали Витебск — Орша (между станциями Добрино и Стайки), увидели огни быстро приближавшегося к ним поезда. Они могли вовремя уйти, но, вероятно, что-то не ладилось с установкой взрывателя, и бойцы самозабвенно, словно ничего не видя и не слыша, старались привести его в боевое положение. И в последнюю секунду им это удалось. Шесть трехосных платформ со штурмовыми орудиями и двенадцать вагонов с гитлеровскими солдатами полетели под откос. Но, увы, не вернулись с этого задания и молодые партизаны…

Всего за восемь месяцев (с апреля по декабрь 1943 года) диверсионные группы нашей бригады пустили под откос семьдесят восемь эшелонов, разгромили пять гарнизонов, взорвали и сожгли двенадцать мостов. Кстати замечу, что уничтожение трех-четырех вражеских эшелонов с живой силой или военной техникой было равнозначно разгрому на поле боя пехотного, артиллерийского или танкового полка.

С прибытием в Ушачский район мы почувствовали себя словно на обетованной земле. Казалось невероятным, что огромный партизанский край, где восстановлены и действуют советские законы, находится на оккупированной врагом территории. Особенно радостно было видеть, как по утрам на улицы деревни высыпали подростки и дети, спешившие в школу. А в памяти еще вставали дымные дороги партизанской войны, наполненные грохотом разрывов, треском выстрелов и заревом пожаров.

Ушачский район расположен на левом берегу Западной Двины, южнее Полоцка. Это сказочно красивый озерный край. Он густо покрыт массивами древних белорусских лесов, в разрывах между которыми привольно раскинулись широкие поля и луга с тенистыми рощами. Сотни озер, больших и малых, с берегами самых причудливых очертаний разбросаны по всему району. В солнечные дни они сверкают, как огромные голубые зеркала, отражая прибрежные деревья и плывущие по небу белоснежные облака.

Там, на берегу тиховодной речки Ушачи, впадающей в Западную Двину, с незапамятных времен существует небольшой поселок городского типа Ушачи, он же — районный центр. Этот ничем не примечательный в прошлом поселок в годы Великой Отечественной войны и стал столицей огромного партизанского края, центром ожесточенной борьбы, больших и кровавых событий.

На территории Полоцко-Лепельской партизанской зоны располагалось тысяча двести двадцать населенных пунктов. По всей ее границе шли оборонительные рубежи. Они состояли из системы траншей, ходов сообщения, дзотов и бункеров. В некоторых местах были проволочные заграждения. Каждая бригада занимала определенный участок обороны, только наша, являясь резервной, своего участка не имела.

Партизаны, как правило, длительной позиционной обороны не вели. Тактика их боевых действий была в основном наступательной, с широким применением быстрых передвижений, маневра, обхода, выхода в тыл противника. Но весной 1944 года Центральный штаб партизанского движения поставил перед бригадами Полоцко-Лепельской группировки задачу удерживать территорию зоны, отвлекая на себя крупные силы противника.

Наш 7-й отряд занимал деревню Сорочино.

Деревня большая, богатая. Партизаны, можно сказать, роскошествовали, отогреваясь в домах. Никогда до войны я даже не представлял себе, что крыша над головой и пол под ногами могут вызывать такое блаженное состояние. А если к этому еще добавить надежные стены, за которыми ночью слышно завывание вьюги, и тепло щедро натопленной печи, то и вовсе казалось, что лучшего ничего нет на свете.

В эти дни большое внимание уделялось политико-воспитательной работе в отрядах и среди населения. Проводились собрания, коллективные читки газет, беседы, вечера художественной самодеятельности. Тут главную роль играли комиссары отрядов. Их горячая вера в святая святых — народную борьбу, их сила убеждения, как и примеры личной отваги и доблести, имели большую действенную силу. Комиссары пользовались у бойцов огромным авторитетом. На эту должность назначались лучшие из лучших партизан-коммунистов. Иногда казалось, что в наших отрядах возродилось орлиное племя комиссаров революции, овеянных славой гражданской войны.

Комиссаром нашего отряда с ноября 1943 года был назначен Арсений Заломаев. Перед войной он работал механиком на ремонтной автобазе в Смоленске. Волна оккупации настигла его в поселке Мох-Богдановке, куда он добрался с семьей после неудачной эвакуации своей автобазы. Осенью 1941 года, оставив там жену и двух детей, Арсений ушел а лес. Был пулеметчиком, командиром отделения, потом начальником штаба отряда и, наконец, комиссаром. Выше среднего роста, сухощавый, подвижный, даже порывистый, он производил впечатление человека решительных действий. Говорил быстро, отрывисто, иногда злобно, когда речь заходила о гитлеровцах. Что-то соколиное было в остром взгляде его светло-серых глаз.

Когда он узнал, что я умею рисовать, то тут же попросил принять участие в выпуске боевых листков, а когда вышел первый номер, Арсений весь засветился радостью, заулыбался и на его нервном лице заиграл румянец.