Пётр Панч - Голубые эшелоны

Я начинаю чувствовать, что невыразимое очарование заслоняет какой-то туман.

— Ну, говори, говори…

— Родители говорят, что это несерьезно. Я дальше так не могу.

— И ты так думаешь?

— Отец… Эти попреки… Я не могу…

— Я сейчас поговорю с ним!

Петр Григорьевич был в своем кабинете. Забрызганные грязью сапоги, широкие штаны, вышитая сорочка. Наступают жнива, поседелую голову обступили заботы. Я растерял свой азарт и робко пробормотал:

— Я хочу…

Петр Григорьевич, сдерживая раздражение, перебил:

— Лошадей? Жнива, хлопцы. Не до катанья.

— Я хочу… руки…

Петр Григорьевич захлопал глазами:

— Чего, чего?

— Я хочу просить руки… Мы серьезно с Таней…

— Тьфу! — словно разрядился он. — Вам что, жизнь надоела? Сказано, молодое, глупое. — Но глаза его уже искрились добрым смехом.

После обеда распогодилось. Светило солнце, земля курилась. Снова затопали лошади, и снова заурчали колеса, будто кот на коленях, но почему-то не так мелодично, как два дня назад: я уже был обручен. Много было впечатлений, но обмениваться ими с Ходневым почему-то не хотелось. Вместо этого в голову лезла песенка:

Я оглянулся — на веранде все еще стояли три сестры, и над ними возвышалась, как дуб над орешником, фигура Петра Григорьевича.

Только через год Татьяна Петровна стала моей женой, а я уже закончил Одесское артиллерийское училище и на следующий день после свадьбы выехал в армию: шла война с немцами.

Когда вспыхнула гражданская война, я был в армии. Татьяна Петровна жила у моих родителей, а по степям Украины все еще гуляла чубатая анархия. Темными ночами на хуторах раздавались выстрелы и отчаянно выли собаки.

Валки. Посуньки. Панченко.

Наташа и папа убиты семнадцатого вечером.

С придворной дамой царицы Марии Федоровны я встретился в гостиной известной артистки Мариинского театра Сметаниной.

Хозяйка подвела меня к женщине, которая артистически маскировала свой возраст черным шелком, он делал ее фигуру стройной, а ее тонкая улыбка — лицо ни старым, ни молодым, но просто приятным.

— Бредова Ада Викентьевна, — повела хозяйка рукой в ее сторону. Потом в мою: — Поручик артиллерии! — И назвала меня по имени и отчеству.

Услышав фамилию, я звякнул шпорами. Военным имя генерала Бредова было достаточно известно. Председатель гвардейского экономического общества! В магазине его общества на Мойке можно было приобрести все необходимое офицеру — от савельевских шпор до Георгиевских крестов.

— Господин поручик, вы знаете, что сегодня женский день? Вы должны нам служить!

Я поклонился и хотел было сказать, что рад служить ей каждый день. Но она уже обращалась к хозяйке:

— Елена, ты знаешь, Александра Федоровна сегодня в домовой церкви справляла сорокоуст по Гришке Распутину.

— Неужели уже сорок дней?

— В самом деле, как быстро бежит время! Царь уехал в ставку, и теперь Аннушка Вырубова хочет протащить «старца» в святые или великомученики. Носится с ним, как с писаной торбой.

Потом снова обернулась ко мне:

— Ваш приятель, — и повела подкрашенными глазами на поручика Суходолова, — похож на Вырубову.

Я взглянул на Суходолова. Он был кособок.

Хотел спросить: чем? Но она уже говорила хозяйке:

— Ее только корсет и держит.

Вырубова тоже была придворной дамой, только уже не матери, а жены Николая II — Александры Федоровны. На страницах газеты «Вечернее время» в заметках о скандальных оргиях Распутина нередко появлялось и ее имя, оттого и у меня сложилось впечатление о Вырубовой как о гнусной твари. Ее чаще презрительно именовали «Аннушкой», так же как Александру Федоровну, урожденную герцогиню Гессенскую, враждебная партия величала «Алисой».

Наследник трона российского, цесаревич Алексей, от рождения страдал кровоточивостью (гемофилией). Суеверная царица лечила его молитвами и мощами святых, вот почему «старец» Григорий Распутин был допущен в царский дворец.

Хитрый пройдоха сумел повести лечение цесаревиче так, что вскоре подчинил своей воле царицу, а через нее и Николая II. С тех пор ничего не делалось без его согласия. Он назначал и увольнял министров, как хотел. По его совету плюгавенький Николай II въехал в завоеванный Перемышль на белом коне, в огромных сапогах «старца».

— А вы знаете, почему князь Меньшиков так ничем и не поплатился за растрату? — спросила Ада Викентьевна.

— Наверно, добровольно поехал на фронт? — многозначительно заметил седой статский советник, хозяин дома.

— Меньшиков — на фронт? Ха-ха! Своими глазами читала записку на клочке бумаги от Распутина: «Министеру Хвостову. Милой дорогой красивую посылаю дамочку бедная спаси же нуждаетца поговори з ней Григорі». Ирина Меньшикова — красавица! Как вы, мужчины, нетребовательны!

Это уже было сказано по моему адресу, хотя в гостиной, кроме меня, были и другие мужчины. Потом скривила полные губы и добавила: «Милой». Я вспыхнул: неужели и меня приравняла к косолапому мужику? Но она хоть и поморщилась, но в то же время прищурила глаза. Лукавые глаза! Как это понять? К счастью, хозяйка пригласила всех к столу.

Придворная дама Марии Федоровны не переставала и за столом поносить придворных дам и фрейлин Александры Федоровны.

— Я просто не знаю, до чего дошло бы, если б Юсупов не пристрелил его.

— И Пуришкевич, говорят, — добавил хозяин.

— Там их много было. Во дворце Юсупова. Вы будете смеяться, — это уже к нам, мужчинам, — наши дамы начали было этому царскому лампаднику ноги мыть и своими волосами вытирать. Не верите? Они даже подрались из-за того, у кого больше прав стирать его грязное белье!

— Ада, это не аппетитно, — остановила ее хозяйка. — Возьми лучше рябчика.

Мы сидели друг против друга.

— Вам положить рябчика?

— Мой прадед Тадеуш Костюшко тоже любил это кушанье. Давайте выпьем за то, чтобы его правнучка скорее увенчала свою голову польской короной. Я — единственная претендентка!

Шустовский коньяк был довольно крепок, и я набрался смелости.

— Мадам, видимо, не предполагает, что ее визави еще больший претендент на польскую корону по линии Собеских. А эта ветвь, прошу прощения, больше по вкусу вельможной шляхте, чем ветвь вождя повстанцев Костюшко, который хотел лишить ее привилегий.

Если б моя дама не пила коньяк наравне со мной, она сообразила бы, что фамилию созвучную с Собеским, носила моя жена, а не я, и поняла бы мою шутку. Но сейчас она поняла другое — что наследнику короля Яна Собеского нужно поклониться, как кланялась она царю, царице и царятам. Так она и сделала, совсем растерявшись.