Пётр Панч - Голубые эшелоны

— На таких плечах не долго продержится царский трон!

Фельдфебель вбежал в столовую офицерского собрания, насмерть перепуганный, и крикнул:

— Бунт, ваши благородия!

Как раз в это время мы лакомились гречневой кашей, запеченной в белых ракушках. И поэтому, должно быть, реакция была замедленная.

— В чем дело, Мартыненко? — недовольно спросил старший офицер.

— Всех выгоняют из казармы… на Петроград…

— Кто?

— Солдаты из пехоты… Я хотел… Кричат: «На плац, на плац!» И бах, бах! Меня чуть не убили…

Мы вскочили из-за стола, начали одеваться. А командир батареи все еще допытывался у фельдфебеля:

— Зачем на плац? На какой плац?

— В Петрограде, сказывают, уже революция, ваше благородие!

С этого момента и начинается в моей жизни новая эра. Всего два дня назад наш дивизион переехал из Царского Села в Красное на практические стрельбы. Орудия шли своим ходом и застряли где-то в сугробах. А командиры ехали поездом через Петроград.

Переезжая с Царскосельского вокзала на Балтийский, мы уже видели на улицах столицы усиленные отряды конных полицейских, они разгоняли не только демонстрации рабочих, но и кучки людей. Привычное зрелище, но увидели и непривычное. По Невскому проспекту двигалась большая колонна. Над головами реяли красные платки и флаги, транспаранты с грозными словами: «Долой царя!», «Хлеба!». Возле Аничкова моста из-за угла выскочил отряд конной полиции, и пристав ударил шашкой женщину, которая несла красный флаг. Рабочие тут же стащили его с седла и швырнули в Фонтанку. Полицейские начали размахивать шашками, появился еще отряд казаков. Но от казаков бежали уже не рабочие, а полиция.

В поезде услышали и такое:

— Учебная команда Волынского полка всего три дня назад расстреливала демонстрации рабочих, а вчера убила своего командира и вышла на улицу с красным флагом.

— Революция?

— Ну, до этого еще далеко. Из ставки от Николая Второго командующий войсками Петроградского военного округа получил распоряжение: «Приказываю завтра же прекратить беспорядки в столице…» А генералы уж постараются, будьте покойны. Что крови прольется много, это факт!

В батарее было только двое кадровых офицеров. Остальные, как и я, вчерашние студенты. Поэтому отношение к событиям было далеко не одинаковое. Услыхав от перепуганного фельдфебеля: «В Петрограде бунт», младшие командиры реагировали единодушно:

— Пошли, едем сейчас же!

— Куда? — растерянно спросил старший офицер.

— Туда, куда и наши солдаты. Или вы хотите, чтобы мы сразу очутились за бортом? Едем!

— Не разрешаю! — завопил командир батареи.

— Ну, так оставайтесь один!

Такое непослушание во время войны каралось военно-полевым судом. Мы это знали и все-таки выбежали из столовой. Пошел за нами, тоже сам не свой, и старший офицер. А позади слышался истерический крик командира батареи. Но на него уже никто не обращал внимания.

Своих солдат мы догнали у самых пехотных казарм. Ополченцы тоже выстраивались на снегу, готовые выступать, даже взяли с собой походные кухни.

Смеркалось. В одном окне временных бараков, построенных для солдат, из которых комплектовались маршевые роты, мерцал огонек.

Вокруг единственной свечки, как на оторвавшейся льдине, сидели офицеры пехотного полка.

— Пора выступать, — говорим мы.

— Вы что, идете с солдатами? — удивляется полковник.

— А то как же?

— С бунтовщиками? Вы что ж думаете, так и не найдется никого, чтобы их перестрелять?

— Царь распустил Государственную думу!

— Значит, нужно было!

— Но, говорят, она не подчинилась.

— Завтра в Петроград прибывает сам царь. Конная гвардия получила приказ немедленно выступить из Новгорода на столицу. Она вам покажет кузькину мать!

Солдаты двинулись наконец на Петроград, а их офицеры остались вокруг свечного огарка.

Уже где-то на полдороге стало видно, как в Ораниенбауме что-то горит, зарделось небо и над Петроградом. С каждым шагом настроение у солдат повышалось. Внезапно колонну остановил какой-то полковник в санях и сердито спросил:

— Вы за кого? Правительство свергнуто. Государственная дума, вопреки приказу царя, создала Временный комитет!

— Ура! Ура! — закричали солдаты.

— Так кому вы идете на помощь? Бунтовщикам или…

Но солдаты продолжали кричать «ура», и полковник повернул лошадь назад, еще более рассерженный.

То, что мы были заодно со своими солдатами «за Временный комитет», им нравилось. Однако с командирами они уже перестали считаться. Руководил ими кто-то другой. Когда мы сделали привал у станции Логова, а сами зашли в буфет погреться, солдаты без нашей команды снялись и пошли дальше. Снова пришлось догонять.

Огонь всегда возбуждает человека, а так как впереди пылал не обычный костер, а целая арка Нарвской заставы, зарево подействовало на солдат, как призыв к бою. Это было видно по тому, как они с ревом кинулись к дому, откуда послышалась пулеметная очередь.

Огоньки вспыхивали в слуховом окне, но спустя несколько минут брызнули стекла, вниз полетел пулемет «шоша», а вслед за ним — и городовой.

К нам подъехал верхом офицер военной академии с красной повязкой на рукаве. От него мы услышали вторично:

— В Петрограде революция! Вы за кого?

— За Временный комитет! — закричали солдаты.

— Тогда идите на Балтийский вокзал и ожидайте распоряжения.

— А что это горит?

— Полицейский участок!

— Ура! — закричали солдаты. — Революция, бей фараонов!

Но полицейский, которого сбросили с шестого этажа, уже лежал на тротуаре бездыханный.

Вокруг все бушевало. Одного городовика слишком мало было, чтобы насытить жажду мести за всю вековую неправду, изведанную русским солдатом, мужиком и рабочим. Мы ехали впереди, тоже исполненные бунтарского духа, но чувствуя себя буквально на краю бездны. Достаточно кому-нибудь крикнуть: «Бей командиров!» — и это будет сделано мгновенно.

Балтийский вокзал напоминал встревоженный муравейник. Там уже были солдаты Ораниенбаумского пулеметного полка. Своими тачанками с пулеметами они сплошь заставили круглую привокзальную площадь. Все были возбуждены, перебегали с места на место и наперебой делились друг с другом новостями.

— Нет, вы только послушайте, что писала царица в ставку Николаю про революцию: «Это хулиганское движение. Мальчишки и девчонки бегают и кричат, что у них нет хлеба («Вот сволочь!» — солдат), — просто для того, чтобы создать возбуждение, — и рабочие, которые мешают и другим работать («Ну и стерва!» — солдат). Если бы погода была очень холодная, они все, вероятно, сидели бы дома». А?

Солдаты дружно захохотали.

— А ты за адъютанта при царице, что ли? — послышался чей-то скептический голос. — Откуда это знаешь?