Пётр Панч - Голубые эшелоны

Солдат читал по бумажке. Он аккуратно свернул листок, засунул его за пазуху и хитро подмигнул:

— Значит, знаю. А откуда знаю, это уж мое дело.

Впоследствии я среди документов гражданской войны напал на это самое письмо. Солдат процитировал его слово в слово. Он, должно быть, не знал только, что в ответ Николай II писал царице: «Беспорядки в войсках происходят от роты выздоравливающих, как я слышал. Удивляюсь, что делает Павел? [14] Командующий гвардией. Он должен был бы держать их в руках».

— Жандарма поймали! — крикнул кто-то. — Ведут!

Солдаты провели через весь зал к коменданту усатого мужчину в каракулевой шапке и в штатском пальто, из-под которого выглядывали диагоналевые брюки, заправленные в начищенные сапоги.

— А что я слыхал, братишки! — кричал другой солдат.

По что он хотел сказать, осталось неизвестно, потому что несколько голосов закричали еще громче:

— Фараоны стреляют!

Из дома напротив стучал пулемет.

Солдаты забегали, засуетились, закричали. Оказалось, что с ними не было ни одного офицера: все по дороге на Петроград сбежали. Тогда они обратились к нам:

— Мы их сейчас ликвидируем. Дайте только командира!

Пока мы улаживали это дело, стрельба утихла. Этого полицейского вместе с пулеметом, как и первого, скинули с чердака на тротуар и без командира.

Прошла ночь, настал уже и день, а никакого распоряжения ниоткуда не поступало. О нас, по-видимому, забыли. Мы решили сами обратиться во Временный комитет и доложить о том, что наш артиллерийский дивизион его поддерживает. Пушек мы с собой, правда, не привезли, потому что это был дивизион дальнобойных орудий системы «виккерса», для переброски которого нужно несколько железнодорожных эшелонов. Но все солдаты, целых пятьсот человек, были вооружены револьверами. Вооружились, правда, они сами, разбив батарейные цейхгаузы.

В делегацию солдаты выделили меня и еще двоих рядовых.

Временный комитет помещался в здании Государственной думы на Шпалерной улице. Добраться туда можно было только пешком, и мы отправились охотно, потому что повсюду было много интересного. В одном месте группа солдат и рабочих старалась сбросить с крыши огромного двуглавого орла. Как видно, это было не так легко, потому что рабочие начали рубить ему ноги и крылья топором и сбрасывать в костер, разведенный на тротуаре.

На костре уже горели скипетр и держава.

Стоял сильный мороз, да еще при восточном ветре, и костры пылали повсюду, но не для того, чтобы жечь на них царские эмблемы. Нужно было погреться и людям.

По улицам пробегали грузовики, битком набитые солдатами. Иные лежали и на крыльях машин. Они выставляли вперед винтовки со штыками, это придавало машинам грозный вид. С одной полетели, подхваченные ветром, листовки. Это был манифест Центрального Комитета РСДРП(б), он призывал к созданию Временного революционного правительства. Я успел прочитать только три строки: «Граждане! Братскими дружными усилиями восставших мы закрепили новый свободный строй, который рождается на руинах самодержавия!..» Какой-то солдат, должно быть, недовольный, моим бормотанием, вырвал у меня листовку:

— Дай-ка и я почитаю!

На шинели у меня блестели погоны с тремя звездочками, но пожилой солдат уже не обращал на них никакого внимания. Я тоже сделал вид, что не расслышал его, и отвернулся, глядя на здание суда, которое пылало от земли до крыши.

К Таврическому дворцу, где помещалась Государственная дума, то и дело подходили какие-то воинские части, подъезжали грузовики, во дворе стояли пулеметы, хотя солдат возле них не было. В обширном вестибюле горой лежали желтые седла и железные ящики с патронами. В зале заседаний и на балконах полно солдат в шапках и с винтовками за спиной. Кто-то на трибуне обращался к ним с речью. По лестнице на второй этаж спешили какие-то военные и штатские. Не мог бегать из-за своей комплекции только председатель распущенной Государственной думы — теперь уже Временного комитета.

Я встретил и его на лестнице. Грузный, с короткой шеей, с круглой, как тыква, головой и остановившимся взглядом человека, проигравшего последнюю ставку, Родзянко шагал тяжело и растерянно. Но мне был нужен не он, а руководитель военного отдела, полковник Энгельгардт. Нашел я его в кабинете, заполненном телефонными звонками и солдатами. Полковник одновременно слушал посетителей и говорил по телефону. Так же обошелся он и с нашей делегацией. Даже не дослушал меня, кинул через плечо:

— Власть уже передана Временному комитету. Кормить вас в Петрограде нечем. Возвращайтесь назад в свои казармы!

— Как так? — выкрикнул солдат из нашей делегации.

Я тоже был поражен таким ответом и тоже начал было возражать. Но Энгельгардт уже обращался к другой делегации. И говорил им то же самое: «Возвращайтесь назад».

— Что вы его слушаете? — вмешался какой-то солдат. — Уже создан Совет рабочих и солдатских депутатов!

Энгельгардт сделал вид, что за телефонными разговорами не расслышал этого выкрика, и все повторял делегатам: «Кормить нечем, возвращайтесь назад!»

Когда мы вышли во двор, у входа остановился грузовик с арестованными царскими министрами. Через борт перелезал министр внутренних дел Протопопов, организатор расстрела рабочих демонстраций. Но солдаты не шумели, не оскорбляли этого перепуганного насмерть сановника, а только посмеивались над его неловкими движениями.

Принесенное нами распоряжение полковника Энгельгардта не понравилось солдатам батареи. Если кое-кто расценивал этот ответ с точки зрения политической, то другая часть, особенно крестьяне, смотрели на это как на продолжение осточертелой казарменной дисциплины. Здесь они были свободны, к тому же можно еще ходить из одного продовольственного пункта в другой и бесплатно угощаться и жареной и вареной рыбой, а то и мясом. Такие пункты были за ночь организованы по всему городу.

Офицеры молчали, потому что каждое их слово брали теперь под сомнение. Выступил мобилизованный питерский рабочий Нестор Натура.

— Товарищи!

Такое обращение к солдатам прозвучало впервые, и у них заблестели глаза.

— Товарищи! Господа офицеры пускай себе уезжают, если хотят. А мы должны остаться. Разве непонятно, зачем нас отсылают назад? Чтобы легче задушить революцию! Николашка уже шлет с фронта дивизии. Будем слушать не бывших буржуев, а Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов!

— Никуда не поедем, не поедем! — кричали солдаты.

Старший офицер Алексеев хотел было что-то сказать, но его прервал тот же Натура.

— Господин капитан, — сказал он, прищурясь, — вам тут нечего будет есть, негде спать. Поезжайте назад, в Красное Село. А мы уж и одни обойдемся.