Мари-Даниель де Корберон - Интимный дневник шевалье де Корберона, французского дипломата при дворе Екатерины II

Открытие, сделанное мною в этот вечер, дает вам понятие о моей наблюдательности: женщины стоят положительно выше мужчин. Они гораздо развитее, способнее к восприятию чувства, к деликатности, ко всем оттенкам и тонкостям отношений, соблазняющим сердце и приятным для ума. Многие из здешних женщин навели меня на это открытие. К ним принадлежат, например: княжна Трубецкая, девица 18 лет; г-жа Зиновьева, жена русского посланника в Испании; гр. Шувалова; г-жа Загряжская, сестра Андрея Разумовского; г-жа Нелединская, очаровательная женщина, и проч. У последней я ужинал сегодня. Но самой любезной из всех является первая.

Пятница, 29.— К брату.

Сегодня — день курьера, мой друг, но депеш никаких нет; в делах наступило затишье. Говорят, возник вопрос о легализации постоянного совета в Польше. Этим займется предстоящая Диэта.

Ходил пешком обедать в кадетский корпус. Сверх мундира на мне было надето лишь пальто из мольтона (molleton), а между тем у нас теперь около 12 мороза. Идя пешком через Неву, я ее измерил шагами; оказалось 330 моих шагов, а уверяли, что ширина реки в этом месте равняется 151 сажени.

После обеда, я, вместе с Козимо Мари, был у одного итальянца, майора Бертольяти, хорошего рисовальщика по гражданской и военной архитектуре. Это весьма галантный человек, прекрасно воспитывающий своих детей. У него их двое, девочка и мальчик 12–13 лет. Они хорошо говорят и пишут по-французски, по-итальянски, по-немецки и по-русски; последний язык они предпочитают. Эта маленькая семья очень интересна. День кончился очень приятно для меня: я ужинал у княгини Щербатовой, с ее дочерью, г-жей Спиридовой, молоденькой и хорошенькой. Но у меня была мигрень, все испортившая.

Суббота, 30.— К брату.

Сегодня утром, мой друг, у меня был Пиктэ, бывший женевский адвокат и уроженец Женевы. Это человек, обладающий довольно неприятной внешностью — гигантским ростом и резкими, отталкивающими чертами лица. Он живет здесь уже лет 15 и состоял при кн. Григорие Орлове, во дни его фавора. Это дало ему возможность хорошо узнать ту страну, в администрации которой он работал, а кроме того сделало его свидетелем замечательных происшествий. Говоря о смерти Петра III, он уверял меня, что Императрица ее не желала и узнала о ней только тогда, когда все уже было кончено. Это — единственное преступление, лежащее на совести Григория Орлова, да и то было необходимым, прибавил Пиктэ, так как иначе и Екатерина и Орловы погибли бы. Он думает, между прочим, что последняя болезнь Орлова (с месяц тому назад), которую приписывают параличу, на самом деле зависела от отравы.

И он не один так думает; подозревают Потемкина. В этой стране принято отделываться таким образом от неприятных людей. Говорят, что жена Панина была отравлена так же, как первая жена гр. Строганова (Александра Сергеевича, президента академии художеств) и м-ель Воронцова, в смерти которой обвиняют кн. Трубецкого. Граф Строганов любит свою падчерицу, фрейлину, и женился на ней по смерти матери (?).

Россия считает себя могущественной; у нее в десять раз больше земли, чем у нас, и считая только те земли, которые удобно обитаемы и годны к обработке, она может прокормить сто миллионов обывателей, а у ней их только семнадцать миллионов. Если бы этому народу рабов и невольников была дана свобода, если бы частная собственность в этой стране существовала и охранялась законами, если бы жители ее имели какие-нибудь понятия о торговле и промышленности, то она могла бы теперь же достичь того процветания и величия, которое ее ждет разве только в 2440 году. Пиктэ составляет мемории, которые могли бы очень его выдвинуть, если б Орлов был еще у власти и если бы идеи его были последовательнее. Пиктэ объехал и исследовал берега Волги, по которой ходят громадные барки, перевозящие соль, руды и проч. Эти барки снабжены многочисленным, а потому дорого стоящим экипажем [67] Корберон подразумевает, вероятно, бурлаков (Прим. перев.). ; но экипаж этот необходим, так как барки приходится часть пути тянуть канатом, что замедляет путь и увеличивает состав экипажа. Надо бы было, вдоль берегов реки, проложить дороги, идя по которым, барку могли бы тянуть быки или лошади. В то же время надо бы было расставить по берегам отряды войск, обезопасить перевозку от разбойников. Благодаря таким мерам, товары стали бы дешевле, или, лучше сказать, они продавались бы по ценам более низким, чем привозные из других стран — Швеции, Америки — а потому и спрос на них возрос бы. Но правительство не хочет обращать внимания на эти выгоды, и аббат Рейноль, во втором томе своей истории России, совершенно справедливо на него за это нападает: картина, им нарисованная, вполне верна.

Затем, милый друг, мы говорили о прибывании принца Генриха, за которым послано уже одиннадцать лошадей. Пиктэ думает, что королю прусскому понадобилась Померания; принц Генрих человек ловкий, посмотрим, что он получит.

Шел разговор о других предметах, например о гр. Сен-Жермене [68] Знаменитый искатель приключений, предшественник Каллиостро. , которого Пиктэ знавал, и который многое рассказал ему о его семейных делах так же, как и маркизу Гуффье. Пиктэ считает его великим химиком, знающим секрет как придавать плохим бриллиантам потерянный ими блеск. Пиктэ знает это потому, что тесть его, ювелир Маньян, всегда откладывал бриллианты, лишенные блеска, для гр. Сен-Жермена.

Проговорив со мною больше двух часов, Пиктэ пригласил меня заходить к нему раза два в неделю и ушел. С удовольствием воспользуюсь приглашением; он человек интересный и поговорить с ним очень приятно.

Вечер мы с Комбсом провели у кн. Трубецкой, где было очень весело. Она говорит, что при первом удобном случае должна мне очень многое сообщить; думаю, что это касается наших с ней отношений, так как она очень мила и обладает чувствительным сердцем. Она мне призналась, что боится этой чувствительности, от которой пострадала года три назад. Но Шарлотта, Шарлотта всегда будет стоять у меня на первом месте; о ней-то вероятно и хочет говорить со мной Трубецкая. Будущие маскарады все решат и тебя, конечно, обо всем уведомлю.

Воскресенье, 31.— К брату.

Гр. Лясси сегодня откланялся Императрице. Он едет на воды лечиться; здешний климат ему вреден. Нормандец остается поверенным в делах.

Обедал сегодня у Сюарта, голландского резидента. Это человек достойный и опытный. Наши хорошенькие женщины находят его чересчур голландцем и они правы, но он над этим смеется, и еще более прав, конечно. Сюарт уж не молод, у него есть жена, которую он любит и которая за ним ухаживает. Стол у него очень хороший, хотя и без роскоши. Не будучи музыкантом, он любит слушать хорошую музыку и часто это себе позволяет, за деньги, конечно. Он не веселится, не жуирует по нашему, но ему этого и не нужно, он и так доволен. Я спросил его о Пиктэ; оказалось, что Сюарт считает его очень знающим и рекомендует мне почаще с ним видеться. «О нем дурно говорят — прибавил Сюарт — его бранят, но все ему подают руку и принимают». Дело в том, что он человек очень умный и знающий, поэтому его ценят и боятся.