Мари-Даниель де Корберон - Интимный дневник шевалье де Корберона, французского дипломата при дворе Екатерины II

Вторник, 4.— К Альбертине Бемер.

Сегодня я ужинал у г-жи Спиридовой, которая так беспокоит вашу сестру, боящуюся, чтобы она меня не соблазнила. Спиридова очень мила, но пуста, и с претензиями. Ее красивая и грациозная фигура действительно могла бы быть опасной для меня, если бы соединялась с образованием и постоянством. Мы с ней говорим о стихах, о литературе, о маленьких, пустеньких, рассказцах и проч. Она теперь переводит с русского на французский язык немецкую поэму Гесснера: Потоп. В тот же день я обедал у кн. Щербатовой, которая пригласила меня ужинать, вместе с ее дочерью, но я отказался, потому что не хочу ссориться с Шарлоттой.

Вы знаете Биржу, это хваленое место прогулок, которое действительно могло бы назваться хорошим, если бы не было лучших. Я там был сегодня утром. Вид приходящих и уходящих коммерческих судов доставляет мне удовольствие; я люблю это зрелище, но здесь оно лишь слабо напоминает мне Амстердам, через который я проезжал в октябре 1774 г. В тамошнем порте стояло тогда 3000 судов, да ожидалось еще 5000. Ну а здесь их и всего то бывает несколько сотен, включая барки. А говорят о виде! Это справедливо лишь для того, кто не видал ничего другого. Все в мире относительно, все друг с другом связано. Абсолютной ценностью обладают только честные и твердые люди, для таких же честных и твердых, как они. Вы, мой друг, принадлежите именно к числу таких людей; но вы и Шарлотта, кроме того, еще и достойны любви. Судите же сами, прочна ли моя к вам дружба, основанная на таких непоколебимых принципах.

Среда, 5.— К брату.

Есть здесь, мой друг, некий гр. Нессельроде, который прежде состоял на прусской службе и был очень близок к королю, а потом перешел на службу ландграфини дармштадтской [103] Матери первой жены великого князя. . Он приехал сюда в надежде получить место при Великой Княгине, а она тем временем умерла. Это очень умный, остроумный и разговорчивый человек. Он много рассказывал о прусском короле и начертил мне, одним почерком пера, его профиль, говорят, очень похожий. Я бы его награвировал. Гр. Нессельроде даст мне прочесть письмо Вольтера к королю прусскому.

Четверг, 6.— К брату.

Мы с маркизом ездили сегодня смотреть фарфоровый завод, находящийся в 12 верстах от города. Директором его состоит один финляндец, живущий здесь с женой, которая очень не дурна. Завод плохо обставлен, хороших работников в нем мало, а продукты слишком дороги. Самое здание, о 19 окнах по фасаду, стоит в глубине двора, засаженного деревьями, на берегу Невы, другой берег которой, в этом месте, принадлежит уже Швеции.

Ничего особенно хорошего я там не видал. Рисунки посредственны, а тесто, не совсем белое, наклонно к остеклению. Нам показывали глину, из которой оно приготовляется; она привезена из Оренбурга и я взял себе кусочек на образец. Очаги, в которых производится обжигание, устроены не так как в Саксонии: там огонь помещен внизу, а здесь он на одном уровне с изделиями. Правда, здесь употребляют более уголь чем дрова, а его, по словам директора, требуется гораздо меньше.

Вечером был большой концерт у жены фельдмаршала, кн. Голициной. Матюшкина еще утром, через моего лакея, рекомендовала мне быть на этом концерте, и я послушался. Концерт был очень хорош. У меня там завязалось маленькое приключение. Проходя в одну из боковых комнат, мы с Вахмейстером встретили дочь полицейского чиновника, Зыбину и молодую Теплову. Я им загородил дорогу и, задержав Зыбину, стал говорить ей любезности и даже поцеловал. Она нисколько не противилась, глазки у нее заблестели, и я думаю, что будь, мы одни, дело этим бы не кончилось.

Пятница, 7.— К брату.

Итак, мой друг, Тюрго и Мальзерб [104] Первый министр финансов, последний — министр двора, подали в отставку 12 мая 1776 г. остались за флагом. Первый пал жертвой коварства, а последний сам подал в отставку. Будучи способен к службе, он не хотел сидеть сложа руки, что ему пришлось бы благодаря козням врагов. Желаю, чтобы Г. Г. де-Клюньи и Амло [105] Назначенные вместо Тюрго и Мальзерба. оказались способными заменить их, но боюсь, что они не имеют определенной системы и что это поведет к некоторой революции особого рода.

Маркизу говорили, что гр. Андрей настраивал Великую Княгиню против пруссаков, что это не нравилось Императрице; гр. Лясси, будто бы, внушил ему эти идеи.

Великий князь, вместе с принцем Генрихом, едет в Берлин 21-го. Некоторые полагают, что накануне отъезда он захворает, чтобы остаться здесь. Между тем все распоряжения по конюшне почти уже сделаны. Одна карета предназначена для великого князя, две — для свиты, и шесть — для прислуги.

Суббота, 8.— К брату.

Сегодня утром, мой друг, Пюнсегюр прочел мне сумасшедшее письмо своего отца, завзятого экономиста, относящегося к делу со всем фанатизмом и ходульной фразистостью, свойственными таким людям. Я не верю в его знания и думаю, что у него больше слов чем мыслей. Он принадлежит к числу людей, которые только роняют экономическую науку. Ты знаешь, мой друг, что я настолько же уважаю принципы экономистов, насколько возмущаюсь дутым энтузиазмом и сектантской манерой многих из них, притом именно наименее образованных.

Вчера, в Царском селе состоялась свадьба Рибаса с Анастасией Соколовой [106] Незаконной дочерью Бецкого. горничной Императрицы. Обед состоялся при дворе, в присутствии Великого Князя; молодые получили подарки. Этот Рибас, неаполитанец, хитер как все люди этой национальности. Я тебе рассказывал, как он объехал Бецкого и получил место директора в Кадетском корпусе. Теперь брак послужит к его дальнейшему возвышению. Ее Величество дала 10 000 р. ему и 15 000 — его жене, которая была прежде любовницей Бецкого [107] Это, как оказалось, не правда. , а этот безумный старик, выдавая ее замуж, прибавил еще дом и тридцать или сорок тысяч. Вот, мой друг, как здесь составляются состояния. Рибас ничего не имел, когда сюда приехал, но благодаря своей ловкости, приобрел очень много. Он, конечно, талантливый молодой человек, но не безупречный, и даже очень. Это не помешало ему сделаться директором корпуса. Я тебе говорил о дружбе его с Нормандецом; я думаю, что она зиждется на хитрости одного и глупости другого. Рибас, желая прослыть испанцем и пользоваться покровительством Гр. Лясси, ухаживает за Нормандецом, который рассчитывает им пользоваться, не понимая, что хитрый итальянец смеется над ним внутренне. Перро не любит ни того ни другого из них, но уж особенно испанца, потому что тот напел на него Бецкому и помешал получить место инспектора (directeur des etudes).

Воскресенье, 9.— К брату.

Давно уже я ничего не писал тебе, мой друг, о гр. Андрее Разумовском. Сегодня я получил об нем некоторые сведения косвенным путем, через Зиновьеву, которой он писал, что сам не знает, что с ним будет. Одни говорят что он будет возвращен, а другие, в том числе гр. Брюль, этого не думают. Последнее мне кажется более вероятным.