Михаил Мелентьев - Мой час и мое время : Книга воспоминаний

Мы приехали на его похороны и увидели его в гробу. Что мы испытали? Как не разорвалось мое сердце?! Как солнце, бывало, входило в дом с его приходом. Всегда радость от него. За все свои 24 года никогда не огорчил он меня. Никогда. Елизавета Станович-Миловская».

«Дорогой М. М.! Спасибо Вам, родной, за Ваше теплое письмо. Только очень хороший человек с ясной душой, много испытавший сам горя мог написать так. Да, наш Мика погиб ужасно. Две недели, как мы похоронили его, а на душе тоска, с каждым днем все больше и больше. Мысль бьется, как подстреленная птица. Мозг не мирится с утратой самого дорогого. Тоска, отчаяние. Сердце обливается кровью, глядеть на мать. Мне жутко, страшно. Дмитрий Миловский».

Далекое детство. Отрочество. Юность. Вся жизнь в Острогожске была связана с Лизой Станович. И Митя Миловский, менее близок, но все же знакомый, и хорошо знакомый, с пятого класса гимназии, живущий на нашей улице, выросший с нами вместе. И единственный сын их Мика. Он только что прекрасно окончил мединститут. Напечатал уже две работы по психиатрии. Был мобилизован, попал в какую-то юго-западную глушь и там покончил с собою. Лиза пишет: «Комиссар однажды спросил Мику, отчего он не ухаживает за девушками? Мика серьезно ответил: "У меня есть невеста, я ей посвятил жизнь"». Ну, как же так? Что же понудило его нанести такое горе матери, отцу, невесте? Покончить жизнь, когда он был «всегда праздничным, всегда радостным, точно луч света». И это не только восприятие матери, но и всех нас. Помню, с каким тонким юмором он как-то рассказал: «Гуляю я по перрону на вокзале в Сочи. Прошелся раз, другой мимо поезда и вижу: у окна вагона сидит, подбоченясь, товарищ Буденный. Сидит и скучливо крутит ус. "Молодой человек, а молодой человек, подите-ка вы сюда", — позвал он меня. Я подошел. "Вы узнаете, кто я?" — "Буденный". — "Товарищ Буденный. Точно, это я. А вы куда едете?" — "В Воронеж". — "А, бывал я там, бывал. Кланяйтесь там всем от меня". Я поклонился и отошел». И вот этот мальчик, полный ума, юмора, любимый и любящий, кончает с собою. Здесь есть, конечно, какая-то тайна. Не будем доискиваться ее. Склоним голову перед судьбой и пройдем с горечью и раздумьем дальше.

10 марта. Острогожск. «Перевод я получила. Цены на все растут не по дням, а по часам. Заработка не хватает на самое скромное существование. Иду в Дом инвалидов, путевку никак не дождусь. Хорошо, еще добрые люди есть на русской земле. Нет-нет, и помогут. Хлеб привозят к 5 часам утра. Очередь громадная. Все получают в одном месте и возвращаются часов в 9. Это для меня невозможно. Я очень ослабела. Ноги не служат. Снегу эту зиму навалило много, сугробы наравне с заборами — ни пройти, ни проехать. Спасибо Вам, спасибо. Софья Яковлева».

24. марта. Только что ушел В.В.Черепанов. С предельной откровенностью рассказал он мне о своей страшной роли при Володе. Я взволнован.

Черепанов дурно одет, запущен, принес несколько силуэтов работы Володи. Я купил их у него. Он жалок и страшен в пьяном своем опустошении. Одна деталь… Собирается навестить могилу Володи, но не прежде, чем будет хорошо одет и приведен в порядок.

4 апреля. Загорск. «Спасибо Вам за сообщение о всех событиях около Вас. Черепанов мне противен, как противны все хищные и насильственные люди. Буду рада узнать, что он Вас оставил в покое. Владимир Александрович, несомненно, был благородный и, в сущности, терпеливый человек. Сколько он перенес, бедняжка, лишений и страданий. Его последние рисунки знаменуют поворот в его творчестве, но он не успел развернуться, а много нового сказал бы он в искусстве. Перечитываю "Афоризмы житейской мудрости" Шопенгауэра. Хороший он писатель и полезный, а пессимист не больший, чем сама жизнь. Никак не могла читать его основной труд "Мир, как воля и представление". Эта книга требует сосредоточенности. В выходной день не дает читать кричащее безумно радио, а по вечерам я ни на что не годна, очень и очень устаю после дороги в Москву и службы. Как-то на днях собралась читать, нагрела комнату керосинкой и думала блаженствовать. Не тут-то было. Пришла милиция, обыск у квартирантки, меня потащили в качестве понятой. Измучили, утомили физически и душевно. В результате Шопенгауэра не удалось почитать. Да и жилицу с милыми добрыми глазами увели, и я опять в убытке: некому мне сказать по-доброму: "Здравствуйте, Татьяна Васильевна", — а мне не у кого спросить: который час? Поплакала я опять тихо, посетовала на свою горькую судьбу и утешила себя, как всегда утешаю, — значит, того заслуживаю. Татьяна Розанова».

Апрель. Бухта Нагаева. «Подаю Вам свой весенний голос. Жив, здоров и по-прежнему терпеливо тяну свою лямку. Осталось немного — 8 месяцев и 2 года. Неужто за это время Ваша бодрость, здоровье и любовь к жизни покинут Вас? Мне это время труднее будет прожить, чем Вам, но верю, что вытащу еще счастливый билет в жизненной лотерее на благополучие и удачу. В данное время командую 13-ю "гавриками", вдохновляю их личным примером на самых трудных работах, лазаю над обрывами по крутым перевалам, перетаскиваю по бездорожью на лыжах по 70–80 килограммов проволоки на 10–15 километров, и если справлюсь со своей задачей, то могу рассчитывать на какое-нибудь поощрение в дальнейшем. Молю Бога, чтобы весна запоздала и я успел сделать работу. Письма мои к Вам всегда связаны с каким-нибудь стихийным бедствием. Это дает перерыв в работе. И сейчас ужасный ветер продувает мою бедную палатку насквозь и вот-вот сорвет ее с меня и понесет в Москву. В своих мыслях я очень часто в ней. За 8 лет жизни в Москве было у меня тоже достаточно много душевных смятений и мало радостей. По существу, я не пожил для себя еще на этом свете и жалко, жалко, что молодость уже прошла. Утешаю себя всегда словами Пушкина:

Безумно скучно без музыки. За небольшой отрывок Бетховена готов отдать все, что угодно. Иногда приходится урывками слушать радио, да все передают какие-то грубые, топорные, не музыкальные вещи. Слушают у нас тут теперь и Москву, как-то удалось прослушать концерт для заполярников, и был поражен его бездарностью и пошлостью. Слаба, еще очень слаба у нас музыкальная культура… Жду с нетерпением Ваших вестей. Коншин».

Загорск. «Как мне приятно было в последний раз быть у Вас. Как все у Вас для меня было мило и дорого. Ваш рассказ о Черепанове и то, что Вы сумели подметить в нем хорошую черту, сумели отозваться добрым словом о нем, очень тронули меня. Ваши воспоминания и Ваш рассказ взволновали мою душу. Я долго в эту ночь не могла уснуть от радости. Татьяна Розанова».

19 апреля. Очередная годовщина. Мучился всю ночь какими-то неясными кошмарами, неясными обстоятельствами смерти Володи и, просыпаясь, успокоенно думал, что все это не так и я видел его умершим и хоронил его, и знаю обстоятельства его смерти.