Михаил Мелентьев - Мой час и мое время : Книга воспоминаний

На счастье артистов, июль выпал на удивление жарким и ровным по температуре и сухим. С утра они шли на Оку, брали лодку и где-то далеко купались. К 12 часам Надежда Иосифовна приходила заниматься. Играла свое до часу, а потом я входил, и она играла для меня час. Бах, Бетховен, Шуберт и Моцарт. Ни Чайковского, ни Рахманинова не играла. Да и Шопен был не част в ее репертуаре.

К концу своего пребывания в Тарусе Надежда Иосифовна дала концерт в местном Доме культуры. Зал был полон. Слушали отлично, а когда конферант объявил о «Лунной сонате», то по залу пронесся шепот одобрения.

Играла Голубовская у меня дома и для писателя Паустовского. Перед этим он несколько раз заезжал ко мне, и мы пригласили его с женою. Небольшого роста, коренаст, широкоплечий. «Гомо квадратус». Хороши глаза, умные и ласковые. Хороша и улыбка. Говорит неторопливо, вдумчиво. А приступы астмы и тяжелое, затрудненное дыхание вызывают к нему повышенное внимание и участие. Уже далеко не молод, уже он давно «спустился в долину преклонных лет», но еще не сдается и полон творческих планов.

Словом, лето шло не только хорошо, но отлично. В семье все были благополучны. Аня была бодра, и мы весело отпраздновали и ее рождение, и ее именины.

Приезжал дней на десять из Днепропетровска Евгений Сергеевич Медведев, приятный и своею привязанностью к Тарусе и давностью нашего знакомства.

Все приходящие в дом приносили фотографии Ван Клиберна, и разговоры о нем шли без конца. Без конца все читали и Экзюпери «Земля людей». Мы впервые узнали его и оценили все «без изъятия».

Упомяну еще о своей поездке во Владимир. Архиепископ Владимирский и Суздальский Онисим, старый мой приятель и пациент, прислал за мною машину, и я 4 дня прожил у него. Походил по Владимиру, побывал в больнице. Повидался с Анатолием Коншиным и обсудил с ним вопрос о переезде из Казахстана Сергея, его брата, что позднее и было выполнено. Конечно, каждый день бывал у Ксении Александровны Сабуровой в ее «келье-музее», такой мне памятной. Жилось ей нелегко. Перед этим она писала мне: «Живу исключительно на нервах. Вы знаете — я подала о братьях… Мысль о Юрии меня не покидала ни днем, ни ночью. Теперь многих реабилитировали и многие возвращаются, которые считались умершими. О Борисе мы знали, и мама его отпевала в 1938 году. Опять пришло подтверждение, что он умер и что свидетельство о его смерти я могу получить во Владимирском ЗАГСе, куда его переслали. Я еще не ходила… меня страшит эта бумажка. И я оттягиваю. Пойду, когда буду посильнее.

Пришел ответ относительно Юрия: что был осужден "необоснованно", оправдан и… реабилитирован. А о его судьбе надлежит справиться в МВД СССР… Слава Богу, что мама не пережила то, что пережила я, получив это письмо. Я искала его по следам, где он был. Его долго не могли найти. Тогда, в 1944 году, при Вас, было известие, что он тоже умер, но подтверждения об этом не было, а если это действительно так, то я хочу знать — где? Все эти годы я все думала — вдруг он жив и где-нибудь лежит больной и не может дать о себе знать. На днях я получила известие о Юрии: он умер от круппозного воспаления легких. Год указан на этот раз не 1944, а 1941. Теперь уже нет сомнения. Надо отпевать.

Подала я также о себе. Прошу пересмотреть дело и реабилитировать… Ко всему этому у меня были большие неприятности на квартире: попалась ужасная соседка — врач, между прочим, которая вместе с хозяйкой устроила мне форменную травлю. Издевались, как только могли. Пришлось обратиться в облисполком. Там взяли мою сторону. Написали завгорздравотделом Мартыновой. Та тоже очень хорошо ко мне отнеслась и сказала, что она меня поняла. Моей соседке сделали выговор, и пока у нас тишина».

Что касается моего хозяина архиепископа, то у него дом — полная чаша. Большая комната приспособлена для приема делегаций. Углы полны образов. Горят лампады и тишина. Владыка много читает. Выписывает толстые журналы. Покупает книги. Неторопливо вдумчив и осторожен в суждениях. Смеется не часто, но если уж засмеется, то как-то искренне и просто, и хорошо. От его смеха становится весело и тебе. У него интересно мне было узнать о широком движении на Западе за «Соединение церквей». У нас об этом молчат. Недавно избранный папа Иоанн XXIII возглавляет это движение и, как слышно, готов поступиться двумя догматами католической церкви — это "непогрешимостью папы" и "непорочным зачатием Девы Марии".

Каждое утро до завтрака я уходил в собор. Там шла строгая великопостная служба. Скупо освещенный храм. Тонущие во мраке своды храма и крипты погребений. Служба в приделе. Поет хор монахинь, и поет хорошо. И замечательная литургия прежде освещенных даров. И "да исправится молитва моя" при открытых царских вратах, коленопреклоненных у престола церковнослужителей и кадильный дым. И затем слова, трогающие меня с детства до слез: «Заутра услыши глас мой царю мой и Боже мой».

Словом, здесь в воздействии вся сила синтеза всех искусств: архитектура храма, живопись, освещение — лампады, пение, чтение, пластика движений и искусства дыма.

Только глухой и слепой сердцем не мог этого понять и не преклониться перед гением человеческого духа.

«История 58 года» что-то затянулась, а все же хочется еще сказать по нескольку слов о многолетних моих друзьях и корреспондентах — Розановой, Поленовой-Сахаровой и о Наталье Павловне Вревской.

Татьяна Васильевна Розанова, старшая дочь В.В.Розанова, единственная оставшаяся в живых из всей семьи, живет в Загорске в малюсенькой комнате бывшей их квартиры. Старая, одинокая, больная, но духом не угасшая. Житье ее скудное, бедное, пенсия маленькая, но… как-то живет. Много читает. Многим интересуется. Вот она в одном из своих писем:

«Была в Переяславле-Залесском на один день. Средний храм на площади, похожий на Владимирский, но какое кругом убожество и запустение. Страшно смотреть. Озеро прекрасное.

Была в Архангельском. Красиво, но жутко в парке. Все умерло и с укоризной смотрит на нашу жизнь. Прекрасный храм XVII века оставлен в запустении. Кругом грязь и бумажки. Полное пренебрежение и презрение к дивному памятнику искусства. Кажется, надо быть зверем, чтобы не тронуться такою красотою, а вот человеческое сердце не умилилось, заплевало…

От этих двух поездок приехала потрясенная и убитая. За это время прочитала Владимира Соловьева "Оправдание добра" и Лосского "Мир, как целое". Ясно и понятно. Точка над всем поставлена этими книгами. Вам посылаю в подарок и утешение "Новеллы" Голсуорси. Что наиболее интересное — читайте сначала.

Была я на кладбище. Была на могилке Владимира Александровича и увидала Вашу заботливую руку. Могила прибрана. Могила в порядке».

Екатерина Васильевна Поленова-Сахарова, автор ряда статей и книги о жизни отца, художника В.Д.Поленова. Вот одна страничка ее жизни: