Михаил Мелентьев - Мой час и мое время : Книга воспоминаний

Такие-то дела, дорогой! О многом бы хотелось поговорить, многим поделиться. Помните Ваши рисунки на моих книжках? Они все со мною. А рисунки Ваши на листах украдены у меня в поезде под Свердловском. Я очень жалею, знаете. Желаю Вам доброго здоровья и дальнейшей прекрасной работы. Ваш А.Македонский».

В Загорске все оказалось приятным. И две дамы ласковые, расположившиеся к Володе, и большой дом, и много книг и старых журналов, семейных преданий, семейных фотографий. Нашлось общество и помимо дома — бывший моряк из Морского генерального штаба, «тонный» и несколько презрительно-пренебрежительный ко всему происходящему. Старый присяжный поверенный — умница и бывалый человек, и еще кое-кто из местных или заброшенных судьбою. О них и о себе в это время так писал Володя «Испанке»: «Живу, главным образом, прелестями письменного стола и двумя-тремя хорошими стариками, так украшающими нашу бедную жизнь».

Но это было не все. Основным содержанием жизни Володи явилось возобновление переписки с «Испанкой». С женою, казалось, все было порвано. Объяснения Володи о женитьбе «Испанкой» было принято, и вновь воскресла надежда на любовь и счастье. «Я жду одиночества, как свиданья с тобою. Возможность без помехи прислушаться к собственной любви к тебе кажется лакомством».

Пытался Володя приняться и за работу. Его внимание с юных лет привлекала «Неоконченная повесть» Лермонтова. Он брался иллюстрировать ее несколько, раз, но оставался недоволен собою и бросал. Теперь он вновь принялся за нее. Передо мною лежать шесть небольших листочков из блокнота, на которых Володя спешно, карандашом набросал план своей работы над «Лугиным»:

«Отрывок из начатой повести. "Середа".

Третий день недели. Повесть не окончена умышленно.

Рецепт себе: сделать сразу всю книгу до макета и размера включительно.

Общие замечания: "не стиль", "не красивость", "дух". Лейтмотив: "Серое ноябрьское утро лежало под Петербургом. Мокрый снег падал хлопьями. Дома казались грязны и темны. Сплин".

Темы. 1. Литературный бал. 2. Минская, Лугин. 3. Он три года лечился от гипохондрии в Италии… Пристрастился к живописи при чудных памятниках древних учителей… Он встал, взял шляпу и вышел. 4. Утренний Петербург — чиновник, полпивная лавочка и пьяница. 5. Зима. Мальчик с полуштофом. Лугин. 6. Я беру "эту квартиру"… В эту минуту он заметил на стене последней комнаты поясной портрет. 7. Он сел в кресло, опустил голову и забылся. Долго дворник стоял против него, помахивая ключами. 8. А он просидел против портрета до вечера. 9. До двенадцати часов он со своим камердинером Никитой расставлял вещи в квартире.

Глава 2. Виньетка: ряд профилей, туманных, но похожих. 10. Однако есть лица, у которых опытность ума "не действует на сердце". И Лугин был из числа этих несчастных и поэтических созданий. 11. На дворе было темно. У бедных соседей тускло светились окна. 12. Поставлю клюнгер. 13. Среда (середина). 14. Не хочу (игра в карты, Лугин, старик). 16. Вопрос.

Инвентарь. 1830–1840. 1. Камин. 2. Рояль. Клавесин. 3. Патэ. 4. Кокушкин мост. 5. Ворота, надписи. Нет (дворник под воротами расчищает снег). 6. Позолоченная мебель (Екатерина). 7. Обои — попугаи и лиры. 8. Изразцовые печи (Екатерина). 9. Овальные зеркала (рококо). 10. Шандал. 11. Свечи.

Страничные иллюстрации: 1. Минская. Лугин. 2. Италия. 3. Дворник метет улицу. Лугин. 4. Портрет».

А перед тем, еще в М. Горе, Володя получил следующее письмо из Мурманска:

«Дорогой Владимир Александрович! "Шли годы. Бурь порыв мятежный" и т. д. Казалось, замел Ваш след, как вдруг… Сначала нахожу в Медгорском журнале Ваши рисунки к "Евгению Онегину", затем узнаю подробности о Вас от В.В.Гельмерсена и других. Крайне рад как тому, что Вы свободны, так и тому, что обретаетесь не столь вдалеке от меня. Пользуюсь случаем подать весть о себе. Я пребываю сейчас в Туломском отделении. Живу неплохо, творческая добыча без краю и меры ("не кажи гоп"). Размениваю остатки срока и думаю двинуться на Свердловск. Хотелось бы по дороге как-нибудь встретиться и повидаться с Вами. Продолжаете ли Вы работать над задуманной Лермонтовской серией? У меня хранятся Ваши наброски. У Гельмерсена видел один Ваш силуэт к "Штоссу". Не знаю только, более ранний или поздний, чем то, что найдено на бревнах Кемского взморья. От концепции круга или шара, я думаю, не стоит отказываться, тем более, что она как раз являет собою картину вселенной по новейшим астрономическим теориям (Джима, Леметра, Эдилтона). Моя статья обдумана во всех деталях и частично сделана. Могу доставить Вам основные положения в шести тезисах, чтобы Вы могли, в случае надобности, начать конкретные переговоры с издательствами и к концу года выпустить ее в свет. Только имейте ввиду, что заголовок (для фронтисписа) должен заключать в себе: М.Ю.Лермонтов. "Штосе", — и только. Никакого "отрывка", "Начальной повести" не должно фигурировать. Почему так, я обосновываю в начале статьи. Получится целая, вполне законченная, как бы вновь найденная (по крайней мере впервые прочитанная и оцененная) повесть Лермонтова, вершина его прозы и вообще шедевр мировой литературы — потрясающий сюрприз для публики. Давайте же за это возьмемся без отлагательства.

В.В.Гельмерсен просит Вам передать сердечный привет. Всего светлого Вам. Горский-Горностаев А.К.».

Однако работа над «Лугиным» не пошла и на этот раз. Володя набросал ряд эскизов, даже стал резать сцену «Штосе», но целого не дал и не успел дать. Тем, что он делал, был недоволен. Да это было и ниже прежнего, и это его угнетало. Он слишком устал от жизни, от невозможного тона Брюсовского переулка, от разлуки, даже в переписке с «Испанкой», от всех передряг последнего года. И он отдыхал, просматривал иллюстрированные издания по искусству, подбирал альбом костюмов XVIII века, читал и вынашивал план большой работы «для денег» — внешний облик и быт Москвы наших дней, для которой вскоре и сделал первую пробную иллюстрацию.

Первого апреля я был у него. Светел, тих, содержателен. Около один из стариков. Обед в обществе дам дома и шутки наши «над приверженностью Калужанки к Володе», и грустные реляции наши по этому поводу. А Калужанка уже выследила место его пребывания, и ее видели в роще около дома за деревом, «несущей вахту». В дом она не посмела войти. После обеда прошли в лавру, а там уж надо было и уезжать мне.

«Милый Михо. Пишу в тот же день, когда Вы были. Поезд так неожиданно ушел, что я не успел Вас поцеловать…»

Дальше следовало несколько строк «деловых».

В Красюковке, близко от Володи, жила вдова А.А.Александрова, поэта и друга Константина Леонтьева. У нее был дом, и у меня возникли планы поселиться у нее или даже купить этот дом, полный литературных воспоминаний о Леонтьеве. Я побывал у вдовы, уже очень старой и больной, полечил ее, но разговор отложил до следующего приезда. Так вот, Володя должен был «организовать» этот разговор.