Михаил Мелентьев - Мой час и мое время : Книга воспоминаний

«Со смертью мы отходим к Богу, под Его крыло. Из-под этого крыла мы вышли на свет и под него укроемся. Да будет» (Андреевский).

24 октября. «С тех пор, как мы виделись с Вами, я объездила в поисках работы и жилища целый район вокруг Александрова и все напрасно. "Чужака не берут". Так добралась я до Малого Ярославца и поселилась здесь в комнате за 35 рублей в месяц. Но это одна сторона дела. Есть другая — отсутствие заработка. Одиннадцать лет я уже протягиваю всем своим друзьям руку за подаянием. А я могу работать — и переписка, и статистика, и языки. На последние здесь меньше всего надежд, так как местные учительницы подверглись чистке, и разумеется, все частные уроки перешли к ним».

25 октября. Куйбышев. «Опять неудача. Здесь можно устроиться только на строительство за городом, жить в избе или бараке. Ни о какой литературной работе не может быть тогда и речи. Приняли меня здесь прохладно. "Смотреть в брови" как-то унизительно и боль но. Прошу Вас добыть деньги в музее. Брожу по городу. Такая тоска. Получу деньги, уеду в Керчь, к Наташе. Вместе все легче, да и комната там есть. А здесь из милости у совершенно чужих людей.

Город очень подновился. Полноводная матушка и проч. и проч. — Волга течет, как на картине. Да что толку в этом для меня? Глеб Вержбицкий».

Ленинград. «Дорогой М. М.! Глебу действительно трудно. Вся наша "система" не по нем. В 20-х числах ноября буду в Москве на совещании в Протезном институте, где я состою консультантом после моих работ над собою. Наша "монолитная" семья тихо, но верно расползается по швам. Собственная моя жизнь сложилась неудачно, и писать об этом не хочется. Перенес недавно две операции и восемь месяцев пролежал на койке. Подвижность, благодаря тренировке и весьма несложным приспособлениям, я приобрел почти нормальную. Сейчас работаю разнообразно и, пожалуй, интересно. Борис Вержбицкий».

Куйбышев. «Простите, что надоедаю Вам. Когда же музей выплатит деньги, и Вы пришлете их мне? Здесь я не устроился, надо ехать в Керчь, а на билет у меня нет денег. Здесь я измотался, прожился, и меня охватило безразличие ко всему. Спасает немного прекрасная библиотека. Там хороший кабинет для научной работы: лампы под зелеными абажурами, мало народу. Читал воспоминания В.Давыдова и старые театральные журналы. Глеб Вержбицкий».

7 ноября (из дневника). Хмурый, невеселый день. Праздничная сутолока, пустота и скука. Я не выхожу, спасаясь от всех и вся дома. Вернулся к работе. Встретили меня ласково и комплиметарно. Это ободрило меня. Я немного волновался после полуторамесячного перерыва в работе. Приезжал за это время два раза Глеб Вержбицкий. Он мечется в поисках работы. Вчера вечером у Игумнова. День смерти Чайковского, и Константин Николаевич чудесно сыграл несколько его вещей. Тридцатого был у Володи. Выпал чудесный день, и я много часов оставался у него. Подошли девочки с вопросами: кто похоронен, и не в камне ли лежит похороненный? Между прочим, одна девочка шустро сказала: «Вот все говорят, Бога нет». Другая же перебила: «Ну, как нет, я сама Его видела, как Он по церкви ходит». С кладбища в сумерки прошел к церкви Ильи Пророка. Синело небо. Церковь была еще заперта. Кругом ни души. Тишина. Потом пришли женщины, открыли церковные двери, по церкви замелькали огоньки. Женщины делали свое большое дело. Для меня эта церковь — последняя ночь на земле Володи.

9 ноября. Магадан. «Пишу Вам последнее письмо из Магадана, так как покидаю его и свою любимую работу и музыку. Предстоит работа, развивающая мускулы и закаливающая здоровье. Тревожусь за Вас. Здоровы ли Вы, и не изменило ли Вам благополучие? Мое здоровье как-то так себе. Годы непомерной работы без отдыха, с недоеданиями и недосыпаниями все-таки сказываются, так что может быть, и к лучшему происходящая перемена. Жизнь трудна и сложна, а все же прекрасна, и "неожиданную радость обнимем мы не раз". Итак, от рояля к кирке и тачке, а потом, может быть, стану лекпомом или поваром.

Всегда любящий Сергей Коншин».

11 ноября. Ленинград. «Дорогой Миша! Последняя беседа с то бою в Москве удовлетворила меня, и я уехал успокоенным за то, что мы вместе будем проходить жизненный путь до часа, положенного каждому из нас. На праздниках читал историю Острогожска Склобовского, данную мне тобою, и переживал свою жизнь в нем, зало жившую добротные устои. Глава о религиозности и нравственности скудна, как скудна была практическими мероприятиями деятельность пастырей по поддержанию на должной высоте нравственности паствы. Характерно, что даже в храмах не сохранялось имен служивших в них. История земли нашей часто вынуждала нас быть в положении "Иванов непомнящих". Язык книги местами тяжел. Но труд почтенный и полезный, а для жителей города поучительно сладостный. Мир праху автора.

Соразмерять труд с силами было можно во времена моего дядюшки, который десятки лет служил директором банка, точно от 10 до 2. Наше время — время универсальной службы, темп которой — темп наиболее быстрой машины, управляющей жизнью людей, удаленных от нее за тысячи верст и даже не подозревающих ее существования и зависимости от нее. Лихоносов».

12 ноября. В Загорске я начал писать книгу о Володе. Дело у меня не пошло, и я скоро понял, что к книге надо подготовиться, книгу надо выносить, что так вот сесть и написать нельзя, даже если и хорошо знаешь, о чем хочешь писать. Набросал план книги, конечно, пока вчерне, приблизительно, и чувствую начавшуюся внутреннюю работу над книгой, как многое выясняется и становится на свое место. Книгу я начну писать со второй части, она больше всего выносилась и определилась.

М. Гора. «Дорогой М. M.I Постараюсь как можно скорее выслать Вам письма Володи. В моей жизни произошли большие перемены. Георгий Александрович — "тяжело заболел", но пока на М. Горе. Мне пришлось переменить квартиру. Живу совсем одна в углу, на самом берегу озера в бедной лачуге. Мама в Ленинграде, в больнице, ей оперировали катаракту обоих глаз, и неудачно. Я хотела просить Вас устроить меня на работу где-нибудь под Москвой. Чувствую себя очень плохо, все болею, и кажется, все, что выпадает на мою долю, уже мне не по силам. К.Хайнацкая».

15 ноября. Керчь. «Вот я и в Керчи. Кажется, это будет тихой пристанью Меламота-скитальца. На днях получу ответ о работе. Преподаватели русского языка здесь очень нужны. Пока мы с Натальей Сергеевной живем у ее матери. Я, наконец, почувствовал себя дома, а это много значит. Стоят теплые солнечные дни. Я хожу на бульвар к морю, сижу там с книгой, пью бузу, от которой некоторые толстеют молниеносно. Надеюсь растолстеть и я. Собираюсь послать Вам копченых керченских селедок. Это, правда, восторг, баллада. Очень прошу Вас хоть изредка писать мне. Целую Вас. Глеб Вержбицкий».