Варвара Головина - Записки графини Варвары Николаевны Головиной (1766–1819)

По мере того, как я отыскиваю в своем прошлом эту массу воспоминаний, доставляющую мне много удовольствия, невольные сравнения представляются моему уму и прерывают нить моих мыслей. Что такое жизнь, как не продолжающееся сближение настоящего с прошедшим? Впечатления изглаживаются со временем, страсти утихают, точка зрения становится яснее, душа мало-помалу освобождается от своих уз. Это — как бы прекрасная картина, потемневшая от времени, ее тонкие штрихи потеряли свой блеск, но тем больше в ней силы, и тем большую цену приобретает она в глазах знатоков.

Обратимся ко двору, к человеческим слабостям и… к повязке. Графиня Салтыкова, невестка графини Шуваловой, страшно желала быть принятой на концерты в Эрмитаже [121] Графиня Дарья Петровна Салтыкова, жена фельдмаршала Ивана Петровича Салтыкова, урожд. Чернышева (род. 1739 г., ум. 1802). В статс-дамы была пожалована 2-го сентября 1793 г. . Императрица оказала эту милость ей и ее дочерям [122] Дочери графини Салтыковой: 1) графиня Прасковья Ивановна (род. 1772 г.), бывшая затем в замужестве за сенатором Петром Васильевичем Мятлевым; 2) Екатерина Ивановна, умершая в девицах в 1816 г., и 3) Анна Ивановна (род. 1777 г., ум. 1824 г.), в замужестве за сенатором, графом Григ. Влад. Орловым. раз или два. Однажды, когда она присутствовала, мы ожидали императрицу в гостиной, где находился оркестр. Графиня Салтыкова, хотя была женщина с достоинствами, имела ту страшную зависть, которую вселяет двор и которую ничто не может превозмочь; милости императрицы ко мне причиняли ей в некотором роде беспокойство и делали ее тон иногда язвительным по отношению к моей маленькой особе. В этот день у меня была очень красивая прическа, устроенная графиней Толстой, и повязка, проходившая под подбородком; графиня Салтыкова подошла ко мне с холодным и неприязненным видом. Она была высока ростом, представительна и с мужскими манерами. — «Что у вас под подбородком?» — спросила она, — «что это у вас за повязка, придающая вам болезненный вид?» «Графиня Толстая причесала меня, я предоставила ей поступать по ее фантазии, у нее больше вкуса, чем у меня». — «Я не могу скрыть от вас», — сказала она, — «что это очень некрасиво». — «Что делать, я не могу переменить ее в настоящее время».

Явилась императрица, началась симфония. Великая княгиня спела свою арию, я также свою; после этого меня позвала ее величество (графиня Салтыкова была рядом с ней). — «Что у вас под подбородком? — спросила меня императрица, — знаете ли, что это очень красиво и очень вам идет?» — «Боже мой, как я счастлива, — отвечала я, — что эта прическа нравится вашему величеству: графиня Салтыкова нашла ее такой некрасивой, такой неприятной, что я впала в уныние». Императрица, взяв за повязку, повернула мое лицо в сторону графини Салтыковой и сказала: «Но посмотрите, графиня, как она хороша». Совершенно смущенная, Салтыкова ответила — «Правда, что это очень идет к лицу». Императрица притянула меня к себе и сделала знак глазами. Мне хотелось смеяться, но я сдержалась, видя смущение графини, внушавшей мне почти жалость. Я поцеловала руку императрицы и вернулась на свое место.

В течение этой же зимы произошла одна ошибка, служившая доказательством доброты императрицы. Она приказала гофмаршалу, князю Барятинскому, пригласить в Эрмитаж графиню Панину, ныне госпожу Тутолмину [123] Графиня София Петровна Панина, дочь «персонального врага и оскорбителя» Екатерины Великой, графа Петра Ивановича Панина, в замужестве была за Иваном Васильевичем Тутолминым, камергером при великой княгине Елисавете Алексеевне, впоследствии почетным опекуном и шталмейстером, род. 1762 г., ум. 1815 г. . Ее величество вошла и увидела графиню Фитингоф, которая никогда не была ею принимаема. Она будто бы не обратила внимания на это, разговаривала, и потом тихо спросила князя Барятинского, как случилось, что графиня Фитингоф находится в Эрмитаже. Гофмаршал извинился и сказал, что лакей, который должен был разнести приглашения, ошибся и, вместо того, чтобы снести графине Паниной, отнес графине Фитингоф.

— «Сперва пошлите за графиней Паниной, пусть она приедет, как она есть; что же касается до графини Фитингоф, впишите ее в список приглашенных на большие балы; не надо дать ей заметить, что она здесь по ошибке».

Графиня Панина приехала и была принята, как дочь человека, которого императрица всегда уважала. Я приведу здесь анекдот, равно делающий честь и государыне, и ее подданному. Императрица предначертала законы, которые она повелела рассмотреть сенаторам. В то время императрица еще посещала сенат. После нескольких заседаний она спросила о результате рассмотрения ее работы. Все сенаторы ее одобрили, один граф Петр Панин хранил молчание; императрица спросила его мнение.

— «Нужно ли ответить вашему величеству в качестве верноподданного, или же в качестве придворного?» — спросил он.

— «Без сомнения, в качестве первого».

Граф выразил желание поговорить с императрицей особо. Она удалилась с ним от окружавших ее лиц, взяла тетрадь и разрешила ему вычеркнуть все то, что он найдет неподходящим. Граф Панин зачеркнул все. Императрица разорвала надвое бумагу, положила ее на стол, окруженный сенаторами, и сказала им:

— «Граф Панин только что самым положительным образом доказал мне свою преданность». И, обращаясь к графу, сказала: «Прошу вас поехать со мной ко мне обедать».

С этих пор императрица не переставала советоваться с ним о своих проектах, и даже тогда, когда он был в Москве, спрашивала его письменно о них [124] Графиня ошибается. .

Переезд двора в Царское Село весною 1795 г. — Любовь императрицы Екатерины к великой княгине Елисавете Алексеевне. — Нерасположение к графине Головиной великой княгини Марии Феодоровны. — Поездка в Петергоф. — Посещение Кронштадта. — Пожалование польских имений. — Граф Шуазель-Гуфье. — Случай с кошкой императрицы. — Удаление от двора Растопчина. — Прогулка в Царскосельском саду. — Графиня Браницкая. — Уничтожение дневника великой княгини Елисаветы Алексеевны.

Наступила весна. Каждый раз с новой радостью я думала об отъезде в Царское Село; независимо от наступления прекрасного времени года и здорового воздуха, которым дышали на даче, я имела счастие видеть великую княгиню почти с утра до вечера. В городе я ее часто видела, но это было не то; также она писала мне правильно через моего мужа, имевшего честь видеть их высочеств ежедневно. Мы отправились 6 мая 1795 года в Царское Село. Я была беременна и потому не принимала участия в возобновившейся игре в горелки, а оставалась возле ее величества, которая по своей доброте почти всегда усаживала меня возле себя. Наши беседы касались обыкновенно только грации и прелести великой княгини. Я помню, что однажды вечером, в то время, как приготовляли игры, императрица сидела между великой княгиней и мной; между нами находилась маленькая левретка императрицы, которую великая княгиня гладила рукой. Императрица, говорившая со мной в это время, повернувши ко мне свое лицо, желая также погладить собачку, положила свою руку на руку великой княгини, которая ее поцеловала.