Варвара Головина - Записки графини Варвары Николаевны Головиной (1766–1819)

— «Боже мой», — сказала ее величество, — «я не думала, что здесь ваша рука».

Великая княгиня ответила: «Если это не преднамеренно, то я благословляю случай».

Эти слова, произнесенные кстати и с грацией, доставили императрице новый случай говорить мне о великой княгине, которую она любила с особенною нежностью. Молодая и скромная великая княгиня не имела в сношениях с ее величеством той непринужденности, которую могла бы иметь. Происки и интриги графа Салтыкова увеличивали некоторое смущение, испытываемое великой княгиней. Великая княгиня-мать все больше и больше завидовала дружбе между императрицей и молодой великой княгиней; это несчастное чувство увеличивало также ее нерасположение ко мне. С этих пор она пыталась погубить меня в глазах великого князя Александра и великой княгини Елисаветы, рисуя им меня, как женщину опасную и интриганку. Увы, я слишком мало была к этому способна: мое откровенное и непринужденное поведение так противоречило политике двора, что, если бы я хотя одну минуту руководилась расчетом, я бы действовала с большей осторожностью и ловкостью. Мое особенное рвение и моя преданность позволяли мне думать только о пользе той, которой я отдала всю свою жизнь; я не думала о тех опасностях, которым ежедневно сама подвергалась. Бог — велик и справедлив, время ослабляет оружие клеветы и разрывает пелену, скрывающую от глаз истину; совесть, внутреннее чувство, превозмогает наши горести и дает успокоение, помощью которого можно все перенести.

30 мая, мы устроили с их императорскими высочествами поездку в Петергоф; мы отправились очень рано и вернулись в Царское Село только поздно ночью. Погода была благоприятная, утро употребили на прогулку по садам, обедали, потом великая княгиня и я прогуливались по террасе Монплезира [125] Маленький деревянный дворец, построенный Петром I; императрица Екатерина II жила в нем иногда в начале своего царствования. Примечание гр. В. Н. Головиной. . Это место было красиво и величественно, в нем есть отпечаток чего-то рыцарского; прекрасные водопады, высокие деревья, крытые аллеи и море представляют величественное и благородное зрелище. Я беседовала с великой княгиней, наш разговор прерывался прибоем волн, разбивавшихся о берег; опираясь, как и я, на балюстраду, она мне говорила от избытка сердца, я проникалась этим, слушала ее и делалась еще более чувствительной. Вдруг она увела меня в маленький дворец, примыкавший к террасе, и раскрыла мне всю свою душу. Эта минута была моим торжеством и предчувствием будущей нашей дружбы, доказательством ее доверия ко мне и причиной той клятвы в верности, которую я ей принесла в глубине моей души и которая является источником моей бесконечной привязанности к ней. Этот разговор придал нашей поездке особенную прелесть; мы вернулись к обществу и в 10 часов оставили Петергоф. Проезжая мимо дачи обер-шталмейстера Нарышкина [126] Лев Александрович, известный «шпынь» и балагур, обер-шталмейстер Екатерины II, пользовавшийся ее расположением, изобретатель роговой музыки, писатель-сатирик и сотрудник «Собеседника». Любил широко и весело пожить. Род. 1733, ум. 1799. , мы увидели его со всем семейством у входа в его сад. Остановились из вежливости, но обер-шталмейстер умолял их высочеств зайти к нему; многочисленное общество собралось у него, пять дочерей хозяина хлопотали, жеманились: это был настоящий балаган. Этот дом отличался разнообразным обществом, посещавшим его ежедневно. Нарышкин был доволен только тогда, когда его гостиная была наполнена всяким сбродом: заслуги и качества личностей были ему безразличны.

Эта прогулка 30-го мая — одно из самых дорогих моих воспоминаний. Есть минуты в жизни, когда, кажется, решается судьба; это — светлая точка, ничем неизгладимая; тысяча вещей следует за ней, не уничтожая ее значения; года, горести, проблески счастья, кажется, связаны с этим центром, владеющим нашим сердцем.

Наш флот отправлялся в Англию. Императрица предложила их императорским высочествам отправиться в Кронштадт, чтобы его увидеть. Великий князь был доволен этим разрешением, великая княгиня также, но с условием, чтобы я и ехала с ними. Графиня Шувалова была в городе у своей дочери, для которой наступило время родов. Когда эта маленькая поездка была решена, граф Салтыков пришел накануне с утра, чтобы заявить, что я не должна ехать, потому что это особенно не нравится великой княгине — матери. Я догадалась об этой новой интриге еще ранее, когда мне о ней сказали. Великий князь мне ничего не говорил о поездке, но великая княгиня ни на одну минуту не переставала высказывать желание взять меня с собой, прибавляя милостиво, что она не сможет ничем наслаждаться, если я не буду с ней. После обеда я стояла у окна комнаты моего дяди, когда увидела подходившего великого князя. «Я вас искал по всему саду», — сказал он — «я хотел вас видеть». «Ваше высочество очень добры, еще недавно я имела честь вас видеть; эта поспешность, признаюсь, мне немного подозрительна. Боюсь, не следствие ли она посещения Салтыкова». Великий князь покраснел и сказал: «Что за выдумки, толстуха (он меня звал так тогда), мне хотелось вас видеть». — «Сегодня вечером, ваше высочество, я не знаю почему, но у меня есть предчувствие, что что-то случится».

В 6 часов я поднялась к императрице; она пришла первая, их императорские высочества опоздали. Ее величество подошла ко мне и сказала: «Надеюсь, что завтра вы будете готовы к поездке?» — «Я еще не получила никаких приказаний», — ответила я. — «Как это хотят разлучить вас с вашим супругом, как это вы не будете сопровождать великую княгиню?» Я склонила голову вместо ответа, ибо видела, что императрица раздражена. «Наконец, прибавила она, если о вас не заботятся, то я позабочусь, чтобы вам оказано было внимание». Пришли их высочества, императрица была серьезна и села за свою партию в бостон, а мы вокруг круглого стола. Я рассказала сперва великой княгине о всем, что произошло. Она была страшно рада, предвидя, что я ей буду сопутствовать. Она позвала великого князя и рассказала то, что я ей сообщила. Он рассыпался в просьбах, чтобы я поехала с ними; я притворилась непреклонной, я представляла те опасности, которым он подвергался при Салтыкове; я была немного зла, признаюсь. После вечера у императрицы я ужинала у их высочеств; те же просьбы, тот же отказ, потом я вернулась домой. В ту минуту, когда я ложилась спать, великий князь послал за моим мужем, который, вернувшись, объявил мне, что я непременно должна ехать. На другой день мы рано утром двинулись в путь. Их императорских высочеств сопровождали граф Салтыков, мой муж, я, граф и графиня Толстые, супруги Тутолмины, которые просили о позволении участвовать в поездке, и дежурные фрейлина и камер-юнкер. Погода была прекрасная, много гуляли перед обедом, который был в Монплезире, где мы жили во время двухдневного пребывания в Петергофе. В этот вечер великая княгиня и я пошли к морскому берегу. Море было спокойно и давало надежду на это назавтра. Закатывавшееся солнце чудесно сияло; его золотые лучи освещали такие высокие, древние деревья, продолговатые тени которых увеличивали случайные проблески света. Эта минута в природе действительно очень эффектна. Художник в ней найдет вполне готовые краски, которые напрасно ищет воображение. Такое же впечатление производит на нас прекрасный характер, чистый и благородный, который поражает, привязывает к себе и разрушает всякое сомнение. Спокойная поверхность моря, зеркало природы, отражает небо, как прекрасное лицо носит отпечаток души.