Варвара Головина - Записки графини Варвары Николаевны Головиной (1766–1819)

Площадка моего сада возвышалась над садом иностранного посольства, и с нее была видна процессия таинства причастия. В разных частях сада были устроены алтари. Многочисленное духовенство, богато одетое, следовало за Св. Дарами, которые нес под балдахином священник; диаконы шли впереди с длинными кадилами; дети, одетыя в белое с голубыми кушаками, несли корзины с цветами и рассыпали их по дороге. Время от времени процессия останавливалась, чтобы поклониться Св. Дарам, и тогда раздавались звуки духового инструмента, которые сопровождались пением. Весь народ опускался на колени, и этому торжественному зрелищу придавала еще более красоты прекрасная погода. Молитвы на воздухе, казалось, носили характер еще более религиозный и величественный. Благочестие не может найти себе достаточно полной формы для своего выражения.

Г-жа X. — Ее сочувствие к участи королевы Мария-Антуанетты. — Бедственное положение королевы в тюрьме. — Сближение с ней г-жи X. — Рассказы королевы Марии-Антуанетты. — Смерть г-жи Эстурмель.

Я отправилась с г-жей де-Тарант однажды утром к княгине де-Шиме. Последняя попросила прийти к ней еще на следующий день, так как она имела ей что-то сообщить довольно интересное. На следующий день поздно вечером пришла ко мне г-жа де-Тарант; я заметила, что она была бледна и смущена, и испугалась. Когда мы остались одни, я спросила ее: «Скажите, что с вами, вы меня беспокоите». Г-жа де-Тарант мне ответила: «При вас мне вчера назначила г-жа Шиме свидание. Я у нее была. Она мне сказала, что она знает лицо, благодаря состраданию и милости которого были открыты двери всех темниц, где страдали жертвы, которые Робеспьер приговорил к эшафоту, когда этот тигр, не зная предела своим злодействам, извлек королеву из Тампля, чтобы заточить ее в тюрьму. Эта тюрьма — предмет попечения г-жи X. Она имела ловкость, смелость и силу проникнуть в эту страшную темницу, которая заключала в себе королеву Франции; она пренебрегла всеми опасностями, которые могли быть неизбежным следствием этого дела. Она так трогательна: для нее она не была королева, к которой она стремилась; она была для нее просто страдающее существо, которое ее сердце хотело облегчить. Нужно, продолжала княгиня Шиме, чтобы вы видели г-жу X., она знает про ваше существование, но боится знакомиться и потому лишает себя возможности вас видеть; но так как вы можете видеть Madame (сестру французского короля) в Митаве, то не возьмете ли вы на себя труд передать некоторые поручения ей от королевы. Я ей сказала, что я приведу к ней одну особу, мою подругу, которая увидит дочь государыни; она согласилась на это. Хотите вы пойти со мною?» сказала она. Разговор г-жи Тарант меня очень тронул, и у меня явилось страшное желание видеть и услышать существо, которое представляет из себя верх гуманности и которое живет, чтобы облегчать горе и несчастье других. Мы поднялись в 3-й этаж по очень узкой лестнице и достигли убежища добродетели. Я увидела там маленькую, старую, полную женщину, с ногами толстыми, как и весь ее корпус, с трудом двигавшуюся за тем, что было необходимо лично для нее: она была деятельна и проворна для блага других. Г-жа Шиме сказала ей, представляя меня: «вот я вам привела моего друга». Она меня учтиво приняла за принцессу, которая хотела с ней поговорить по поводу того, чем было так полно мое сердце, и она от этого отказалась: «Вы знаете, сказала она, я не могу говорить о королеве… — и ее глаза наполнились слезами. — Вы этого хотите, принцесса, — когда я говорю о королеве, я больна, я не могу ни есть, ни спать. Человек, к которому я питаю большое доверие, запретил мне это окончательно» [259] Этот человек был святой отец, который достиг того, что поставил себя вне розыска и преследования: он жил свободно в Париже во времена террора. Он напутствовал бы сам королеву в тюрьму, если бы он не был при смерти в это время. Но он сказал г-же Тарант, что он имел счастье оказать услугу m-me Елисавете в течение 24 часов, которые она провела в тюрьме; он помог ей пожертвовать существованием, которое в течение короткого времени было посвящено любви к Богу. Этот св. отец именовался г-ном Шарлем. Примечание графини В. Н. Головиной. . Побужденная еще принцессой Шиме, продолжала рассказ свой г-жа де-Тарант, г-жа Х. сообщила нам о некоторых ужасных подробностях печального положения, в котором она нашла королеву, и о ее неслыханных страданиях и еще более удивительном терпении. Королева была лишена всякой помощи и находилась в таком состоянии, которое требовало самых больших забот. Ее одежда была из толстаго холста, у нее не было белья, чулки все в дырьях. Она спала на очень плохой кровати, ее пища была до того тверда и скверна, что в нее трудно было воткнуть вилку. Тюрьма была сырая. Двое людей, так называемая стража, находились при королеве неотлучно день и ночь, они были отделены от нее только тряпичными ширмами. Некоторые из них, менее жестокие, чем другие, оказывали ей некоторое сочувствие и, казалось, жалели, что они обязаны своим присутствием стеснять ее и тем еще более увеличивать ее страдания. Г-жа X. проникла в эту ужасную тюрьму. Королева долго ее отталкивала, не допуская мысли, что в этом ужасном месте можно встретить сострадание чувствительного сердца, и принимала ее за этих ужасных созданий, которые выдают себя за друзей заключенных для того, чтобы потом предать их. Но это не обезкураживало г-жу X.: она настойчиво старалась войти в ее положение и достигла того, что внушила к себе доверие и приносила ей утешение. Она сделалась поддержкой той, которая, будучи на троне, сделала столько благодеяний, за которые ей заплатили такою неблагодарностью. В продолжение нескольких недель королева была предметом ее попечений. В деньгах у нее не было недостатка, они помогли ей проникнуть в тюрьму, и Бог вознаградит тех, кто имел счастье доставлять их ей. Г-же X. удалось несколько раз провести к ней священника, переодетаго в мундир национальной гвардии. Королева со слезами исповедывалась в четырех шагах от нее, в этом месте совершалась даже обедня с подобающей торжественностью. Г-жа X. говорила мне еще: «Королева часто вспоминает об одной особе, которая пользовалась ее особенным расположением и судьба которой ее очень беспокоила. Она часто вспоминала о ней, говоря, что она ее очень любила и была любима ею, и что она должна быть очень несчастлива. «Г-жа X. не могла сначала вспомнить ее имени, которое королева называла несколько раз; оно начиналось со слога Та, и дальше не помнила. Но я догадывалась; я была тронута до глубины души, мое сердце предчувствовало, что это трогательное воспоминание, сохранившееся даже среди самых ужасных несчастий, относилось ко мне. Недолго думая, я бросилась обнимать г-жу X., и мои слезы смешались с ее рыданиями. Благодаря этому неожиданному порыву, г-жа X. поняла, что королева говорила обо мне. «Наверное королева говорила о вас! — вскрикнула она — я угадала, вы г-жа де-Та…». Я ей сказала свое имя, которое она потом вспомнила, выражая при этом сожаление, что она не могла тотчас исполнить желание г-жи Монтагю, которая несколько раз желала привести меня к ней. Г-жа де-Та-рант рассказывала мне все это с чувствительностью, которую она всегда испытывала, вспоминая королеву, так нежно любимую ею и к которой она сохранила глубокую привязанность. Она виделась несколько раз с г-жей X. и видела ее одну. Благодаря нескольким вопросам, сделанным ей с целью узнать степень доверия к ней королевы и правдивости тех необычайных отношений, которые она имела к этой несчастной королеве, г-жа X. рассказала ей обо всех придворных особах, которых королева удостаивала своими особыми милостями; она знала все обстоятельства, все наконец… «Королева в темнице дала обет пожертвовать 25 луидоров», сказала г-жа X.: «ни она не могла исполнить этого обета, ни я; Бог посылает вам утешение; пусть этот долг исполнит герцогиня Ангулемская, ее дочь, руками г-жи Тарант». Г-жа X. рассказывала также, что, так как королева не имела своей чашки, она принесла ей ту, которой пользовался король до последней минуты, что она просила ее передать своей дочери, если когда нибудь это будет возможно. Г-жа де Тарант взяла на себя исполнить это поручение, проезжая через Митаву. Madame подтвердила о получении ее в записке. Г-жа X. подарила г-же де-Тарант рисунок, который она сделала по просьбе королевы; он изображал Анютины глазки; посередине находилась голова мертвеца; на 4-х листках были изображены портреты короля, дофина, m-me Елисаветы и дочери короля, герцогини Ангулемской; стебель был воткнут в сердце; внизу слова: Pensée de la mort . Г-жа X. готова была дать все, что у нее было, для г-жи де-Тарант, чувства которой так соответствовали ее душевному настроению.