Варвара Головина - Записки графини Варвары Николаевны Головиной (1766–1819)

Я купила апельсинов в колыбели его рождения.

Веймарский сад чудесен. Герцогиня Мария (великая княгиня Мария Павловна) отсутствовала, когда я проезжала этот город [265] Она еще не была в то время там, потому что приблизительно в это самое время, в июле месяце 1804 г., происходило ее бракосочетание в Петербурге. Примеч. графини Головиной. .

Кафедральный собор в Наумбурге, который из католического переделан в лютеранский, одна из лучших церквей, какие только существуют. Эта перемена доказывает, что она древнее других церквей.

Я с удовольствием возобновила прогулки в Лейпциге. Я с трогательным интересом увидела террасу с цветами, о которой я говорила раньше.

Дрезден. — Саксонская Швейцария. — Смерть княгини П. И. Голицыной. — Путешествие в Богемию. — Возвращение в Россию. — Митава. — Герцогиня Ангулемская. — Королевская фамилия. — Приезд в Петербург. — Представление ко двору. — Политические события того времени.

В Мейсене я поднялась на башню, с которой открывался вид на Дрезден. Я приехала в этот город с сердцем, стесненным от воспоминаний о графине Шенбург. Мне предстояло увидеться впервые после ее смерти с ее матерью, княгиней Путятиной; столько волнений и слишком основательные беспокойства относительно здоровья моей матери делали меня больной. К несчастью, я попала в руки врача, пичкавшего меня лекарствами. Я старалась, как только могла, скрыть свое беспокойство о матери. Я осматривала все места, которые мне описывала столько раз графиня Шенбург в своих письмах; я видела многое также вместе с княгиней Путятиной, участие которой ко мне, казалось, смешивалось с ее печалью о дочери. Однажды она меня просила прийти одной к ней после обеда. Я последовала ее приглашению. Она повела меня в свою спальню, где находился портрет графини Шенбург во весь рост довольно похожий. Вид этого портрета меня очень взволновал. Княгиня попросила меня немного подождать, сказав, что она мне сейчас принесет кое-что. Я осталась перед портретом, смотря на него с грустным и сладким чувством. Вдруг вошла княгиня и покрыла мне лицо платьем, которое носила ее дочь в день нашей разлуки. Воротник платья сохранял еще запах ее волос, надушенных туберозой. Этот запах, форма ее тела, заметная на этом платье, произвели на меня страшное впечатление. Мне казалось, что я вижу графиню Шенбург, слышу ее раздирающие душу рыдания, когда она прощалась со мною навеки. Я почувствована, что падаю в судорогах: я осталась безмолвной, я сделалась нечувствительной ко всему, что меня окружало и что происходило во мне.

Пробуждение было ужасно: я сознавала только мысль о могиле, скрывшей вечную дружбу. Я слишком страдала и была слишком огорчена, чтобы думать о представлении ко двору курфюрста.

Я пошла посмотреть эту столь хваленую галерею, где я нашла несколько chef d'oeuvre’ов, попорченных по недостатку присмотра. Успение Пресвятой Девы Рафаэля выше всяких похвал. Ночь Корреджио мне не понравилась: на меня неприятно подействовала спутанность ног и рук ангелов. Преувеличенные похвалы всегда бывают в ущерб достоинству. Эта преувеличенность возбуждает и заставляет восхищаться до того момента, когда произведение представляется нашим взорам. Тогда, благодаря прирожденному нам чувству сравнения и критики, очарование идеала разрушается. Ложные репутации и ложные впечатления исчезают, как двигающиеся облака, в которых думаешь видеть всякого рода фигуры.

Врач мне предписал побольше моциона, муж предложил мне путешествие по Саксонской Швейцарии. Я отправилась с ним, с принцессой Тарант и несколькими другими особами. Мы начали с Liebe Wal — прелестного места, где мы пили сливки на мельнице, прекрасной по своему наиболее веселому и разнообразному расположению. Когда мы покинули это место, нашим глазам представилась самая дикая и самая суровая природа. Громадные скалы, долины, заключенные между высокими, покрытыми лесом, горами, большие ветви, скрещивающиеся между собой, опасные каменистые тропинки, проложенные необходимостью, источники, падающие с шумом до глубины долины, создавали суровый пейзаж, который я с удовольствием обозревала. Погода была очаровательна и спокойна. Мы ходили в продолжении семи часов, предшествуемые проводником. Мы вскарабкались на коленях на две крутые горы (Малый и Большой Виттенберг). Мы цеплялись за ветви и корни, чтобы не упасть. Я была истощена, моя одышка почти всецело лишила меня сил, принцесса Тарант меня дотащила до вершины одной из гор, где находилось нечто в роде беседки. Мы остановились в ней для отдыха и для того, чтобы полюбоваться видом мест, расположенных по течению реки Эльбы. Потом мы спустились с горы через густой дикий лес по тропинке, покрытой камнями и терновником. Тогда нас настигла ночь. Природа безмолвствовала; между вершинами старых деревьев замечались серебряные лучи луны, дававшие слабый свет. Стук топора дровосека разносился эхом. Я испытывала чрезвычайное наслаждение, которое доставляют только красоты природы. Это единственное действительное наслаждение, которое никогда не исчерпывается, оно доступно всякому возрасту во всякое время. Опираясь на руку madame де-Тарант, я предавалась всем получаемым впечатлениям, пока мы не дошли до конца леса. Мы заметили у наших ног крыши одной деревни, расположенной на берегах Эльбы. Этот новый пейзаж был освещен тем более поразительным светом, что он выходил из темного леса. Мы, казалось, висели на воздухе, хотя уже прошли три четверти спуска. В самом низу находилось судно, довезшее нас до Пирны, где мы провели ночь перед возвращением в Дрезден. Пирнская долина живописна. Остатки разрушенного замка представляют собой наблюдательный пункт. Они возвышаются над частью гор, а с другой стороны над долинами, усеянными деревнями.

Наши поездки заглушали иногда беспокойство, гнездившееся в глубине моего сердца. Бледность лица моей матери меня леденила, и если иногда я находила некоторую надежду привезти ее на родину, это меня мало утешало, и я страдала потом еще более. Постоянные тревоги истощили всецело мое здоровье, я по-прежнему выходила, но мысль о моей матери меня преследовала всюду. Я с удовольствием встретилась снова с принцессой Луизой Прусской, которая несколько раз навестила меня и обедала у меня с братом, принцем Людовиком, погибшим через несколько лет в войне против французов. Он был почти всегда жертвой обстоятельств и если сделал несколько промахов, то только потому, что не был на своем месте. Этот принц имел великую душу; не стесняемый во всех своих движениях, он кончил тем, что стал заблуждаться, и воображение его увлекло. Горячность и потребность отличиться привели его к смерти.