Михаил Шервуд - Женечка, Женька и Евгеша

Капитан ещё издалека заметил фигуру в кабине и стал подкрадываться к машине. Дуйсенбай увидел подкрадываюшегося офицера, узнал его и зашёл за машину. Посмотреть, что будет. Засада на крупного зверя, короче. Если бы капитан, как положено, шёл бы с разводящим или начкаром, всё было бы иначе. А получилось так, что когда он подкрался к кабине тягача и стал медленно открывать дверь кабины, Дуйсенбай воткнул ему в задницу штык – нож, добавил прикладом по голове, а затем выстрелил в воздух. Примчался караул по команде «в ружьё!», капитана увезли в лазарет, Дуйсенбая сняли с поста. Он объяснил дознавателям, что капитана не узнал из-за плохой видимости, что капитан был один и подкрадывался и что только когда стал открывать кабину, получил штык – ножом в зад. Про плащ он ничего не сказал, потому что, по правде говоря, он не имел права усаживать свой плащ в кабину тягача.

Конечно, если по Уставу гарнизонной и караульной службы и без плаща, то Дуйсенбай был кругом прав. За что он и съездил в отпуск на десять суток. На первом-то году! А капитана перевели куда-то. Скорее всего, он больше не будет пытаться проверять таким манером, как несут службу на посту.

С молодыми солдатами в карауле, бывает, происходят неожиданные истории. Вовку из соседнего взвода поставили на пост в двадцать три часа. Ветер холодный порывами, дождик паскудный в морду. Капюшон не защищает. А натянешь поглубже, так не видать ничего. Известно ведь: не бойся нападающего, а бойся проверяющего. Потому что от первого отбиться можно, автомат – вот он, а второй уделает тебя, как Бог черепаху. Ну и ходил он, матерясь, по посту, стараясь не ступать в лужи. А весь пост в лужах.

Вроде что-то хлопнуло, потом ещё и ещё. Он пошёл по дорожке побыстрее и увидел мелькнувшую в его сторону тень. Он встал в тень столба, на котором висел прожектор. Правда, светил он неудачно, толком не видать нифига.

Склады эти были заглублены в землю, над ней торчали только покрытые рубероидом крыши. И вот по этой крыше быстро перебегали в Вовкину сторону тени и с хлопком пропадали.

Ну не то чтобы Вовка испугался – он окоченел от страха. Ведь столько народу тайком на его посту! Убьют ведь! Вовка упал прямо под столбом в кювет и стал стрелять по пробегающим по крыше силуэтам.

Когда прибежал караул, поднятый по команде «В ружьё!», Вовка уже расстрелял оба магазина и лежал в кювете, скорчившись от страха и закрыв глаза. Объяснений его начкар не понял. По его мнению, после такой стрельбы должны быть трупы нападавших, а где они?

Тут опять рванул ветер, раздался хлопок, и Вовка закричал: «Так вон он на крыше!» Начкар посмотрел и выругался: «Мать твою пехотную, дубина! Это же рубероид оторвался! Посмотрим, сколько в нём дырок.»

Дырок не оказалось. Ни единой! То есть, все шестьдесят патронов он влындил в крышу и мимо её. Если бы он этот «силуэт» изрешетил, поиздевались бы и простили за меткую стрельбу. За это многое можно простить. Наверно, если бы он начал стрелять, допустим, от скуки (допустим!!), скажем, и все шестьдесят положил в «силуэт», получил бы на всю жизнь «память», но учли бы меткую стрельбу, мне так кажется. А так…

Командиру роты поставили на вид, взводному учинили крутой втык, командира отделения - рядовым в хозвзвод, а Вовку послали в учебную кухню. Поняли, что солдат из него никакой. Он через полгода вернулся поваром в нашу столовку, к дембелю отъел харю почище, чем у хлебореза. Раз в жизни повезло, говорил, а то пахал бы, как папа Карло, на ваших тухлых танках. Мы знали, что у него есть деньги, что служба у него легче нашей. Но мы ему не завидовали и его не уважали. Потому что деньги эти, по сути, наши.

Да и вообще…

Интересная караульная история произошла с Москалём, после которой его перевели к нам во взвод.

Слева был забор военного городка, а справа шёл глубокий и широкий овраг, по дну которого протекала неширокая речушка, ручеёк скорее. На повороте из-за забора выскочил шестьдесят девятый «газон», набитый офицерами. Он летел в нос танку, который шёл на приличной скорости. Механику-водителю ничего не оставалось, как потянуть на себя левый рычаг, прежде чем остановить машину. И он снёс хороший кусок забора, потому что въехал в угловой столб. А в углу стоял прожектор, который слетел вместе со столбом.

Офицеры проскочили мимо, остановились и давай базлать на механика. А чего базлать, если они ехали по левой стороне дороги, потому что там луж не было. Прибежали, кому надо, посмотрели на колеи и признали действия механика-водителя верными. Он, дескать, вам жизнь спас, а вы орёте. Слетели бы в овраг, там вам и полный этот самый.

За этим забором был ночной пост, на котором вечером поставили Витьку Москаля. Он тогда служил в караульном взводе, как говорят, через день на ремень, через два на кухню. Разводящий, командир Витькиного отделения, сказал Витьке, ставя его на пост: «Ты, главно дело, Москаль, секи за дыркой, темно, б…, как бы чего…» Потом к пролому подошёл какой-то дед: не видал ли Витька корову. Витька обещал подоить её, если встретит.

Пост был жуткой паршивости, потому что прожектора светили прямо в глаза. И что бы ни говорили стоящие на этом посту, ничего не менялось. Обещали не раз, это правда.

Спать хотелось очень, Витька даже засыпал на ходу и врезался несколько раз лицом в деревья, между которыми виляла дорожка. Первый год, не привык ещё. Да и прожектора слепят, не видать же ничего.

Так вот он ходил, ходил. И ему послышался хруст непонятный. Прислушался, вроде ничего. А потом опять хруст. Витька присел. Ничего не видать. Встал, походил. Со стороны пролома определённо хруст.

Витька лёг. Кажется, там кто-то есть. Витька осторожно, чтобы не щёлкнуло, опустил предохранитель на “авт”, потянул и потихоньку отпустил затвор, и пополз. Полз осторожно, беззвучно. Кажется, какой-то смутный силуэт. Витька, как положено, спросил: «Стой, кто идёт?» Силуэт стал подниматься и Витька ударил по нему короткой очередью. Тот со стоном завалился, Витька дал в ту сторону ещё короткую очередь, бросился к нему и сходу ударил штыком. Тот ещё раз застонал и затих.

Наплевав на правила, Витька зажег спичку. Корова, во зараза, надо же!

На стрельбу прибежал караул, Витьку сняли с поста, началась разбираловка. Дознаватели по много раз спрашивали: что да как, на каком месте стоял, по какому месту ходил, с какого места стрелял. Отпустили, наконец. Командир отделения ныл, что вот Витька, салага, подвёл своего командира, теперь смеяться начнут, из-за этой коровы по городку будет не пройти. А ведь он предупреждал салагу, секи за дыркой.

Дознаватели пришли к выводу, что при таких прожекторах Витька корову видеть не мог, тем более что прожектор у пролома не светил. В сложившихся условиях его действия следует признать правильными, кроме того, отличающимися отвагой, свойственной советскому солдату. Командиру отделения за правильное воспитание подчинённых и обучение меткой стрельбе присвоили очередное звание «старший сержант», а Витька поехал домой в отпуск на десять суток.