Артём Драбкин - Самоходчики

После окончательного разгрома Корсунь-Шевчековской группировки, мой экипаж расформировали. Его заменили молодыми, чуть старше меня, ребятами. И снова пришлось «притираться»: механик-водитель-горячий грузин, наводчик — украинец, заряжающий — тоже украинец. «Сколачивание» экипажа начали с пения украинских песен. Как же мои «хохлы» красиво пели украинские народные песни! А я знал все песни Гражданской войны, из кинофильмов и революционные. Грузин здорово плясал, так, что на привалах, около нашей самоходки, «дым стоял коромыслом»! Так постепенно боль от потери брата притупилась и я близко сошелся с экипажем. Ребята, несмотря на молодость, уже побывали в «переплетах», знали много и помогали друг другу.

Нам предстояло пройти с боями от Шепетовки, через юго-западную Украину, к румынской границе. Скоро я убедился, что и на этих ребят можно положиться, как на себя. В районе города Городенка, Черновицкой области, столкнулись с «Тигром» нос к носу. Орудие заряжено осколочным снарядом. — «Осколочным! — Огонь»! Прогремел выстрел, «Тигр» попятился за сарай. — «Бронебойным! Сквозь сарай! Два снаряда! Огонь»! Прогремели два выстрела и за сараем раздались немецкие вопли и взрывы боезапаса. Танк уничтожен.

После форсирования рек Западный Буг и Сан в Львовско-Проскуровской операции в составе 400-го Гв. САП, 8-й Гв. ТК, 1-й Гв. ТА, командовал взводом СУ-85. Когда действовал в разведке, совершая обходный маневр, оказались в тылу у врага. Решили атаковать село с тыла, во фланг, причем, одновременно с атакой главных сил с фронта. Я свою задачу выполнил, иду на соединение с главными силами. Выезжаю на окраину села, вижу — горят наши два танка и бегущего ко мне навстречу командира батальона — капитана Бочковского с пистолетом в руке: «Я тебя пристрелю!» — закричал он, — «Ты пожег свои танки!» — «Это не я!» — закричал я в ответ. — «Я отдам тебя под суд трибунала!» — меняет он своё решение.

У меня на душе отлегло и можно теперь разобраться. Мой экипаж выскочил из машины, выскочил и командир второй самоходки. Все встали на мою защиту. Объясняли, что вели огонь осколочными снарядами и в совершенно другом направлении, вдоль села. А когда мы вели огонь вдоль улицы, видели, как пробегают в черной форме немцы. Тогда только я сообразил, что это очевидно немецкие экипажи, но командир батальона стоял на своем. Тут как раз подъезжает на танке командир 8-го корпуса. Узнав, в чем дело, почему приостановилось наступление. Мы приехали стыла, неизвестно откуда на соединение со своими. «Да, вот младший лейтенант со своим взводом — выехал на окраину». А когда разобрались, оказалось, что две самоходки, два «Фердинанда» по башню были закопаны. Командир корпуса разобрался. Они как раз и сожгли наши танки. И, если бы не мой взвод, они еще сожгли бы кучу наших танков! А так они поняли, что у них в тылу наши танки, бросили свои и удрали.

Командир корпуса приказал записать эти танки на мой счет и спросил своего адъютанта, что у них есть — вот «Красная Звезда» — расцеловал меня и наградил орденом Красной Звезды! Вот как бывало на фронте:

«Я тебя расстреляю! Отдам под суд трибунала!» И, наконец — высокая награда! Совершенно нежданная — это вместо сгоревшей в Корсунь-Шевченковском котле, совершенно «законная». Через минут десять наступление продолжилось и мы пошли вперед. Заскакиваем в какой-то сад, пушка немецкого танка развернута вдоль шоссе, по которому мы должны были идти. Это танк уже разворачивает пушку в нашем направлении. Я наводчику кричу: «Видишь?» — а он отвечает, — «Вижу». «Прицел «О» — огонь!»

Через 20 минут, в Пшеворске мой экипаж сжег еще танк. Еще минут через 30, двигаясь по шоссе в направлении города Ярослав, были обстреляны из засады. Снаряд попал в моторное отделение. Самоходка вспыхнула, но, как и в первый раз, экипаж остался невредим. Это фрицу не понравилось, и по нам открыли огонь из пулемета. Там мне и «прошили» левое плечо. Рана пустяковая, кость не задета. Буквально через 10 суток я снова был в строю. Получил новую СУ и вперед к Висле. Это было второе ранение и второй раз «удачно» горел.

А отцу писал: «Не придумали фашисты ни снаряда, ни пули, чтобы меня уничтожить! Это было летом 1944 года, я уже лейтенант. Полк «выдохся», осталось только 2 самоходки. Второй экипаж — это лейтенанта Оськина. Он старше меня, ему и командовать. Там немцы единичными своими «мессерами» и «фокке-вульфами» бомбили нас. Наши 37-миллиметровые зенитки не дали возможности прицельно нанести свой удар. Саперы на военном пароме переправили нас на западный берег Вислы. Мы совершили небольшой марш. Сандомир остался где-то справа. Оборону заняли в балке 200 метров друг от друга, завалили самоходки снопами — замаскировались. Впереди окопались наши пехотинцы, примерно в 100 метрах, не больше. Только-только заняли огневые позиции, от пехоты сигнал: «танки!»

Из-за гребня появляется сначала антенна: «Наводчик, видишь?» — «Вижу!» А вот и корпус. — Бронебойным заряжай! Прицел «1»! В середину! Огонь! — Было видно, как снаряд рикошетировал, значит — «Королевский!» — Еще! Огонь! — Танк вспыхнул!

— Орудие влево, танк видишь?!

— Вижу!

— Расторопнее, под башню: Огонь! — Этот вспыхнул сразу! И, что такое?!

Танки, как внезапно появились, так внезапно стали скрываться за гребнем! Это наши «Илы», на бреющем полете стали волна за волной «кромсать» немецкие танки!

Лейтенант Оськин успел сжечь три, награжден орденом Отечественной войны 1-й степени, я только два и награжден «Звездой»! Немцы выдвинулись, мы их уничтожили, а остальные за бугор спрятались. Нам их не видно и они ведут огонь через наши головы, неизвестно куда. Так они и не обнаружили нас, не знали, откуда их бьют. Пехота наша — молодцы. Они окопались, а когда танки появились, они сообщили нам. Мы уже подготовились к встрече с ними. А «Илы» наносили свои удары.

В результате чего немцы прекратили свои атаки. Сандомирский плацдарм отстояли. Нас вывели на «отдых», на переформировку и учебу. На подходе 45-й год. Готовимся освобождать Польшу. Встречаем Новый, Победный 1945 год. Почти мирная обстановка. Мы в землянке, в той самой — в «3 наката», посредине — пенек, на нем огарок свечи, у фрица «прошенный». Мы сидим вокруг плотным кольцом, плотно прижавшись к плечу плечом, готовые за друга, «хоть в огонь, хоть в воду, хоть к черту на рога!», и поем:

Слушаем Москву, голос Левитана, Куранты бьют 12, Новый Год наступил, мы встаем и грянули нашенскую «застольную».