Артём Драбкин - Самоходчики

В Красноярске нас неплохо кормили, а в летные дни даже выдавали «ворошиловский паек» — шоколад, масло, бисквиты.

Курсанты получали также какую-то общевойсковую подготовку?

Находясь «в карантине» мы прошли общий курс «молодого бойца».

В каждом учебном авиаотряде у нас был свой «пехотинец» — заместитель командира по строевой, младший лейтенант Дорофеев. По началу он любил нас «погонять» с песнями на строевой подготовке, «наводил шмон» в курсантской казарме, но однажды наш инструктор, младший лейтенант Темплицкий, уговорил Дорофеева слетать с ним на самолете Р-10. Вот тогда Дорофеев натерпевшись в полете всякого разного (а полет прошел «по полной программе») и понял, какие перегрузки нам приходится выдерживать. После этого полета он прекратил донимать нас по мелочам.

Когда курсанты узнали, что на их летной штурманской карьере, волей начальства, поставлен «жирный крест»?

К началу мая 1942 года наш курс прошел почти 90 % практической, летной и теоретической подготовки. Мы уже готовились к выпуску из авиашколы, когда нас построили и зачитали приказ Сталина о том, что в авиации кадров больше чем самолетов, а в наземных войсках кадров катастрофически не хватает. По этому приказу часть авиашкол расформировали, а некоторые, в том числе и нашу ХВАШСБ, сильно сократили. Словом, «рожденный ползать — летать не может». По этому приказу наш курс был полностью расформирован. Одна группа курсантов была направлена сразу на фронт, стрелками-радистами. Я, в составе группы из 100 человек, был переведен в 1-е Киевское Артиллерийское училище (КАУ), находившееся рядом с нами, в Красноярске.

К слову сказать, к конце войны таких «недоучившихся авиаторов» стали находить в сухопутных частях и отправлять обратно в авиаучилища — продолжать учебу.

Тридцать лет спустя мы, выжившие на войне бывшие курсанты 4-й эскадрильи ХВАШСБ, собрались на встречу.

Как «несостоявшиеся летчики» восприняли такой крутой поворот в судьбе?

Было обидно, но что поделаешь? Нашему командованию дали приказ и они его выполнили. Это армия. Когда мы прибыли в КАУ, то с нами вместе учились немало ребят, отозванных на учебу с передовой. Некоторые ходили с орденами и медалями на гимнастерках. Готовили в училище артиллеристов на гаубицы калибра 122 мм и 152 мм. Мы прибыли в КАУ со своими «штурманскими линейками» и, благодаря им, любые артиллерийские задачи «щелкали как семечки». Единственная сложность для нас — кавалерийская подготовка, обязательная для артиллеристов. Лошадей мы звали — «НУ-4К». «Неопознанная Установка-4 копыта». Конную подготовку вел у нас старший лейтенант Чарджиев, лихой наездник, гарцевавший на великолепном породистом коне. Он вдалбливал эту кавалерийскую науку в наши головы «дедовским методом». Первым ударом бил арапником по лошади, вторым — по седоку. Я хорошо научился ездить верхом. Мне досталась послушная кобыла по кличке Река. На дежурства мы заступали с клинком и со шпорами на сапогах.

Вся подготовка длилась шесть месяцев. На выпускном экзамене я был «стреляющим» от нашего взвода. В ноябре 1942 года получил звание лейтенанта и два «кубика» в петлицы. Вместе с группой командиров отправился для получения фронтового назначения в Коломну, где тогда находился Московский артиллерийский учебный центр.

С каким настроением ехали на фронт?

С большим желанием. У меня было чувство, что пора воевать. Сколько можно ждать? Меня направили на формирование 678-й ГАП и назначили командиром взвода управления (КВУ) 4-й батареи. Во взводе управления было 3 отделениям в каждом чуть больше двадцати человек личного состава. Все бойцы старше меня по возрасту. Командовал батареей капитан Сергеев. В январе 1943 года полк отправили на Воронежский фронт — ликвидировать прорыв немцев под Касторной. Там мы недолго повоевали, а в марте 1943 года полк был передан на формирование 5-й гвардейской танковой армии.

Старший брат Георг, командир стрелкового полка.

Нас перебросили в Острогожск. В июне 1943 года на базе нашего полка были проведены сборы командного состава армии. Оборудовали полигон, на который притащили битые немецкие танки Т-3 и Т-4, БТРы. На на наших глазах на них наваривали дополнительную броню. Потом на эти сборы со всей армии согнали все, что может стрелять, начиная от орудий 45-мм и заканчивая крупным калибром. Проводились бесконечные учебные стрельбы, и позже, каждый офицер-артиллерист получил брошюру, в которой объяснялось, как и куда надо бить немецкие танки. Сборами руководил лично командарм, генерал Ротмистров. Когда он, в очках и с указкой в руках, объяснял нам «учебный материал», то производил впечатление университетского профессора, а не танкового генерала.

Расскажите об участии 678-го гаубичного полка в Прохоровском сражении.

Восьмого июля полк совершил марш из Острогожска к линии фронта. Наша 4-я батарея, а потом и весь полк вошли в передовой отряд армии «отряд генерала Труфанова». В него, помимо танков и мотострелков, включили отдельный мотоциклетный полк, ИПТАП и наш ГАП. Наша 4-я батарея шла головной в полку. К 10 июля, преодолев 250 километров, мы вышли в район сосредоточения.

Нашей 5-й гв ТА поставили задачу — наступать на рассвете, 12 июля. Отряд генерала Труфанова был выведен в резерв Армии.

Как теперь мне известно, мы были в полосе 69-й Армии. На рассвете 12-го июля нас срочно выдвинули на левый фланг армии. Позже, после войны из мемуаров мне стало известно, что именно там возникла угроза прорыва немецкого танкового корпуса. Трое суток, с 12.7.1943 по 15.7.1943, наш полк вел непрерывный ожесточенный бой в районе сел Ржавец-Рындинка. Я тогда и понятия не имел какие части мы поддерживаем. Через десятки лет прочел в мемуарах, что 12.7.1943 в группу генерала Труфанова, в спешном порядке, перебросили и влили одну ТБр из 2-го ГВ ТК и 2-ю мехбригаду из 5-го гвардейского мехкорпуса. Тогда, в сорок третьем, понять логику происходящего было трудно. Мы постоянно меняли НП и огневые позиции. Поддерживали огнем контратаку наших танков, вели заградительный и отсечный огонь, били по выявленным целям, били по площадям, но на прямую наводку нас не выводили. Немцы бомбили и обстреливали нас из орудий и минометов всё время. Сплошной линии фронта не было. Перед орудиями гаубичного полка и ИПТАПа держала оборону наша мотопехота. Немецкие танки находились всего в 300–400 метрах от наших огневых позиций. Все небо было в черном дыму. Горели немецкие танки, горели наши танки, горела земля. Но в горячке боя особого страха не возникало — все спокойно делали свою работу под огнем противника.