Артём Драбкин - Самоходчики

Ночью, с 15 на 16 июля, немцы окончательно выдохлись и нам приказали подготовиться к контратаке. Я со своими бойцами из взвода управления пошел на рассвете к высотке, где решил сделать свой НП.

Но видно немцы эту высотку тоже облюбовали и встретили нас огнем.

Стали подниматься по скату и тут сбоку по нам ударили из автоматов. Две пули попали мне в левую руку, а одна ранила лицо. Мы потеряли двоих убитыми и еще двое были ранены, но немцев отогнали. Мой помкомвзвода остался с уцелевшими бойцами, чтобы оборудовать НП, а меня вывели в тыл, до медсанбата стрелковой дивизии. Раны сразу засыпали стрептоцидом, перевязали и вынесли на поляну, где сортировали раненых. Мне, с лицевым ранением, медики прикрепили «красную карточку передового района», что означало — эвакуация в первую очередь.

Так я оказался в Мичуринском госпитале. Там мне «собрали» осколочный перелом руки под плечевым суставом и наложили гипс. А ранение лица оказалось не тяжелым — пуля прошла по касательной и не раздробила челюсть.

Долго лежали в госпиталях?

Почти до зимы. Из Мичуринска меня перевели в Свердловск, где мне снова лечили руку, поскольку кости срослись неправильно. Но это лечение оказалась не особенно удачным и раненая рука так и осталась укороченной. Вся палата, где я был, состояла из «самолетчиков», раненых с гипсовой вытяжкой на покалеченных руках.

В палате был офицер, который рисовал на гипсовых повязках батальные сцены, гербы, череп с костями, бутылки водки с игральными картами. Наш комиссар госпиталя, заходя в палату, хватался за голову, увидев «нашу картинную галерею». И после его визитов нам меняли гипс. Мы умудрялись ходить «в самоволку», вылезали через окно. Были часто в Театре музыкальной комедии, где специально всегда имелись забронированные места для орденоносцев. На палату было достаточно орденов и обмундирования, хотя госпитальное начальство и устраивало «шмон», пытаясь обнаружить спрятанную форму. Все поиски было тщетны и найти ее они не смогли. Бюсты вождей, стоявшие в палате, были внутри полые. Там-то мы и прятали форму, необходимую нам для «самоволки». Однажды я встретил в городе бывшую одноклассницу и она рассказала, что «по сарафанному радио» через наших соучеников ей еще в августе сказали, что я убит под Курском. Как-то в палату попал номер «Красной Звезды» и в нем я прочел заметку, что в Кремле М.И. Калинин вручил награды группе военнослужащих, а в списке награжденных орденом Красного Знамени значился капитан Г.Л. Сокольский. Это был мой брат, о котором я с самого начала войны не имел никаких сведений. Тут же я написал письмо в редакцию и мне ответили, что это действительно мой брат, и что ему был вручен орден БКЗ. В 1941 (!) году он вывел из окружения остатки стрелковой дивизии и вышел к своим со знаменем дивизии. Мне сообщили полевую почту брата. Правда, когда я туда написал, пришел ответ — «адресат выбыл». Разыскали мы друг друга только после войны. Все вернулись в Харьков и тут выясняется, что брат меня и не пытался найти, считая погибшим.

«Его величество случай» сыграл над нами грустную шутку. Мир тесен, как говорится, и обстоятельства сложились так, что в полк, в котором служил мой брат, пришел с пополнением мой одноклассник. А ему ранее уже кто-то из наших товарищей по школе написал, что «Витька Сокольский убит под Прохоровкой». Мой одноклассник сразу поделился с братом этой печальной вестью. Вот так у меня теперь есть племянник Виктор, названный братом «в память обо мне».

А с родителями Вы имели связь?

Да, и когда меня выписали из госпиталя я получил месячный отпуск по ранению. Мне некуда было ехать и я отправился к родителям на Волховский фронт. Мы переписывались и «мимо зоркого ока» военной цензуры отец написал, где находится их госпиталь. Мол, «…встретил нашего общего знакомого Петрова там, где снимали фильм про Груню Курнакову…» Этот фильм «Соловей-соловушка, или Груня Курнакова» был о «Прохоровской мануфактуре», что в поселке Боровичи. Так я сразу и поехал на Волховский фронт, где нашел Харьковский Полевой передвижной госпиталь — ППГ. Там служили родители. Целый месяц провел с родными, и, когда пришло время проходить медицинскую комиссию, чтобы не было различных разговоров и кривотолков, я поехал на комиссию в Санитарное Управление фронта.

Мог бы получить «ограниченную годность», но подумал, что станут говорить «пристроился по блату». Ну я и сам не навоевался еще тогда вдоволь. Пришел на комиссию: — «Как себя чувствуете?» — «Хорошо». — «На что жалуетесь?» — «Жалоб нет».

И меня сразу отправили на Ленинградский фронт.

Весной 1945 года я совершенно неожиданно во второй раз встретился с родителями. Наш 233-й танковый полк понес большие потери и нас оставили на пополнение и доукомплектование под городом Дейтч-Айлау. Танки должны были поступить на станцию Яблоново, куда железнодорожники подводили новую колею. Меня послали на станцию, чтобы выяснить срок прибытия эшелона с техникой у коменданта. Я все уточнил и вижу стоящий на путях эшелон с красными крестами на теплушках, а вдоль состава — молоденьких девушек в военной форме.

Не мог я, а мне исполнилось 21, пройти спокойно мимо такого «цветника».

Подошел к девушкам, познакомился и завязался оживленный «треп». И выяснилось, что все девушки прибыли в Пруссию вместе с госпиталем, в котором начмедом служит подполковник Сокольский. Словом, когда я, в сопровождении ликующего «эскорта», ввалился в теплушку с госпитальным начальством, то у папы с мамой, в прямом смысле этого слова, «глаза полезли на лоб» от удивления!

Что произошло с Вами по прибытии на Ленфронт?

Явился в штаб артиллерии фронта, где в отделе кадров, просмотрев мое личное дело, сказали — «Да вы у нас почти готовый летчик! Вот вы то нам и нужны. Авиационную пушку знаете? У нас в учебном полку на Т-60 такие пушки, нужен инструктор».

На две недели меня отправили в учебный танковый полк. Так в моем личном деле появилась запись «танковый техник», а уже 1.1.1944 я получил направление на должность командира батареи самоходных установок СУ-76 в 1902-й САП. Им командовал подполковник Николай Грдзенишвили — очень хороший и порядочный человек. Ему было тогда лет сорок, невысокий грузин, плотного телосложения.

Какова была организационная структура 1902-го САП?

Полк состоял из 4-х батарей, по 5 самоходок в каждой.

После того как Вы воевали в должности КВУ в ГАПе, были сложности принять под командование батарею САУ?

Я не думаю, что были какие-то особые сложности. Самоходки и полевые орудия предназначались для решения одних и тех же задач на поле боя. Как тогда говорили — «те же штаны, только пуговицы назад». Чтобы воевать на СУ-76, танкистом не надо было быть и «наблатыкаться» можно было быстро.