Артём Драбкин - Самоходчики

Как в войсках относились к Георгию Константиновичу Жукову?

Это был первый человек на фронте. Первый из командующих, которого все любили.

Как относились в самоходчиках к замполитам?

Был у нас замполит дивизиона, старший лейтенант Коробко. Я его на передовой перед боем ни разу не видел. Однажды ночью он решил проверить, не спим ли мы на посту. Мы за Вислой как раз стояли. И его чуть не пристрелили, ночью ведь не видно ничего, а у самоходки стоит человек с заряженным оружием. Когда замполит без пароля подошел, часовой дал очередь в воздух, так Коробко чуть в штаны от страха себе не навалил. Мы вскочили, потому что рядом спали. И только тогда я узнал, что это наш замполит. А про СМЕРШ я узнал уже после войны, когда служил в тяжелом самоходно-артиллерийском полку, дислоцировавшемся в городе Снятии Ивано-Франковской области. Там капитан СМЕРШ боролся с бандеровцами, он за нами наблюдал, чтобы никто не начал сотрудничать с этими бандитами. Но у нас все ребята были как на подбор — крепкие и неболтливые.

Женщины в дивизионе служили?

Нет. Может быть, в штабе и были, я там ни разу не был, а санинструктором у нас служил еврей, очень хороший парень, при этом весьма и весьма сильный.

Как члены Вашей семьи приняли участие в Великой Отечественной войне?

— Отец из Горького перегонял технику, оборудование и боеприпасы на все направления фронта. Неоднократно бомбили их, но папа остался жив. Мать молилась за нас. Старшему брату Ивану осколок или пуля попала в рот, несколько зубов выбило, и он полгода по шлангу питался, но выжил. Спасло то, что рядом оказалась санитарная машина, которая быстро перевезла брата в госпиталь.

Интервью и лит. обработка: Ю. Трифонов

Родился я 14 апреля 1924 года в село Коростово Рязанской области. Семья у нас была большая. Родители и шесть детей: три брата и три сестры.

Пару слов, пожалуйста, о довоенной жизни вашей семьи.

Наверное, до образования колхозов наша семья относилась к середнякам. Во всяком случае, и лошадь у нас была, и корова, овцы. Но году в 30-м у нас организовали колхоз «Свой труд», и стали агитировать вступать в него. Я хоть и маленький был, но помню это дело.

Как потом я понял организовано это все было бездумно и бездарно. У нас село было большое, около пятисот дворов, у всех детей много, а пахотной земли мало. Зато были отличные луга, поэтому люди держали много скота, и благодаря этому село развивалось неплохо. Конечно, кто-то и бедствовал. На праздники как пойдем в церковь, там всегда много нищих. Но в целом село жило неплохо, и всегда можно было подработать. У нас стоял магазин, скорее даже лавка, которую называли — «биржа». Кому нужны работники или что надо перевезти, все бегут к ней. А как лошадей забрали в колхоз, какой тут заработок? Поэтому люди и не хотели вступать, но народ стали прижимать, и люди с горькой иронией называли колхоз — «Некуда деться». Отец тоже не хотел вступать, помню даже, что в этот период он на всю ночь куда-то уходил, и только утром возвращался. Где ночевал, не знаю, мать не говорила. А может, и сама не знала. В конце концов, отец тоже вступил добровольно, но по существу загнали силком.

Кузьмичев Николай Алексеевич.

И вот с этого момента село перестало развиваться. Конечно, со временем колхоз стал работать получше, но все равно, это было уже не то. Жизнь в Коростово словно замерла… Причем, скота в колхозе было много, и если разделить в среднем на всех, может, и по две коровы выйдет, а так все хоть и не голодуют, но что называется в натяг. Живность вроде как есть, но мясо ели только по праздникам. Чтобы забить и продать свой скот, нужно брать справку. А забьем, всё на продажу, себе только рожки да ножки. Из молока сметану делали, масло, и ездили продавать в Рязань. На эти деньги хлеб и покупали.

Почти все ветераны мне рассказывали, что ближе к войне жизнь улучшалась прямо на глазах.

У нас всё равно хлеба не было, посевов-то нет. Но когда хороший урожай картошки, капусты давали. Воз, другой. Но все благие начинания губила местная власть. Помню, капусту как-то вовремя не убрали, и нет бы сказал председатель: «Рубите, мужики, всё равно пропадет!» Так нет! Знал ведь, что всё село ходило воровать эту капусту, но не сказал. Почему я запомнил, потому что отец, мать и старший брат пошли туда ночью с салазками, а я как старший остался с детьми. Но пока ждал, на печке и уснул. Они вернулись, стучат, а я сплю. Тогда Вася через забор перелез, открыл. Меня, конечно, обругали, но что с пацана взять…

В коллективизацию кого-то раскулачили?

Семей десять, все зажиточные. Дядю моего, например, маминого брата — Матвея Степановича тоже раскулачили. Но это такой работяга был, словами не передать. Не пил, даже не курил, певчими заведовал в нашей церкви, пожарными командовал, образец одним словом.

Его с женой сослали в Казахстан что ли. Но они там как-то договорились, купили справку, и под фамилией жены — был Сошников, стал Илюшин, переехали в Харьков. Но он же трудяга, поэтому они и в Харькове тоже нормально жили. А у нас все мечтали любым способом из колхоза сбежать. Все! И я мечтал. Думал, пойду в армию и останусь на сверхсрочную. Но работали, а где ещё работать?

В школе Вы как учились?

Плохо. Во-первых, в 1-й класс я пошел даже буквы не знал. Мать заставляла делать уроки, но помочь было некому. Отец неграмотный, а мать всего три класса окончила. К тому же учиться мне пришлось вместе с двоюродным братом, который в 1-м классе три года сидел. И я из-за него в 1-м классе два года просидел. Когда во 2-й класс перешел мне мать говорит: «И чего ты перейдешь? Вот Николай сидит, давай и ты с ним!»

А чуть постарше стал, с весны уже работал пастухом, и получается, что год уже не заканчиваю. Поэтому в 4-м классе тоже два года сидел. Но весной 41-го семь классов я окончил уже более-менее, правда, о дальнейшей учебе речь даже не шла. Я ведь переросток, почти жених, и мама мне так сказала: «Коля, у тебя же совсем ничего нет. Давай иди в пастухи и зарабатывай себе сам».

А мечта у Вас какая-то была?

Когда мы с мамой ходили торговать в Рязань, то по дороге я видел, как пыхтят паровозы в депо, и при виде их у меня родилась мечта — стать слесарем по ремонту вагонов. Не паровозов, а именно вагонов, до того тёмный был.

Как Вы узнали о начале войны?

Я тогда уже старшим подпаском был, и мы постоянно находились в поле. И в то воскресенье часа в четыре кто-то пришел из Рязани и принес новость: «Война!» А света у нас тогда еще и не было, и радио, по-моему, тоже. Из благ цивилизации был только патефон в избе-читальне.