Артём Драбкин - Самоходчики

А немцы уже и минометы подтащили и начали нас забрасывать. Раз-два! Раз, и как дал, прямо в этот окопчик, куда я хотел перебежать. Мне только лопатку осколочком зацепило, а их в клочья… Вот как это назвать?! Судьба или просто капитан не пустил?..

Немцы как вояки?

Хорошие. Настолько зря пустой болтовней сбивали, что немецкий пролетариат вот-вот повернёт оружие против своих буржуев, а они до самого конца войны воевали хорошо. Когда их больше — мы отступаем. Нас больше — они отступают.

Помню, как-то наступали на какую-то деревню. Нас мало уже оставалось, и мы на окраине собрались, готовимся атаковать. А тут из этой деревни на нас вдруг выступает батальон, а может, и целый полк немцев.

Господи, идут и идут, а нас всего ничего… Понимаем, что бежать надо, но пока ведем огонь. А они всё ближе и ближе, и, когда вышли прямо против нас, сзади как сыграла «катюша». И так точно по ним попала…

Как разрывы кончились, смотрим, а оставшиеся немцы бегут назад в деревню. Вот вам действие «катюши».

А у немцев были шестиствольные минометы. Помню, в одном месте мы остановились, надо окопаться, но грунт там попался глинистый и я схалтурил. Выкопал неглубоко, а тут вдруг огневой налет этих «андрюш». Слышно, как они сыграли — «Ррру-рру-рру», значит, жди разрывов. Конечно, вжался, как только мог, и загадал — если выживу, полностью окопаюсь. Как только огневой налет кончился, быстро по грудь окопался. Тут опять огневой налет — но мне уже полегче. Но всё равно, думаю, надо ещё больше окопаться. Наконец, только закончил углубляться, а тут команда — «Вперёд!»

Хотелось бы задать Вам один из самых важных вопросов нашего проекта. Могли ли мы победить с меньшими потерями?

Да, у нас людей не жалели… Мы воевали числом, а не умением, это и тогда мне было понятно. Ведь даже я, простой сержант, видел, что мы неправильно наступаем — фактически бьем не кулаком, а растопыренными пальцами. И понимал, что сперва ведь надо как следует разведать, и потом как делал немец — ударить в слабое место кулаком. Вот тогда будет эффект! И поэтому так донаступались, что потеряли 28 миллионов… Но уже только потом я стал понимать, что и не командиры в этом виноваты. Ведь на них самих сверху очень сильно давили — «Наступать! Только вперед! Не снижать темпа!» Помню, как-то в наступлении в Венгрии вышли к какому-то каналу, но заезд на мост через него оказался неудобным. Наша машина заехала на него, а там поворот, и на нём мы забуксовали. И никак… Смотрю, тут какой-то генерал-лейтенант подбегает с криком: «Командир машины ко мне! Почему так?! Вот я тебе сейчас…», а в руках у него большая палка. И не ударил, но замахнулся. Вдруг наш механик раз-раз и выехал. Что помогло, не знаю. Но я к чему говорю, ну нехорошо генералу стоять на переправе и вот так подгонять всех… Но получается, вся наша Красная Армия была так построена, и Жукова офицеры боялись больше, чем противника. А виноват в этом Сталин! Потому что он был Царь! Ещё ничего не готово, а он всё поджимал — «Давай! Давай! Давай!» Но тогда я этого не понимал, и ещё и после войны был очарован им. У меня, кстати, была такая интересная история.

В 1950 году я женился, и приехал в отпуск к родителям жены. И как-то мы с тестем выпивали вдвоем, и чего-то у нас зашел разговор и о Сталине, и я его всё хвалю и хвалю. Тут он сзади ко мне подходит, за плечи обнимает и говорит так ласково: «Николаша, хватит тебе уже этого вампира хвалить!» А ты знаешь, кем он был?! Майором КГБ!!! Как он мне поверил, не знаю, но вот такой разговор случился. В 50 году!!! Я, конечно, молчал, но заноза в голове осталась.

И когда после XX съезда, мы к ним приехали, опять с ним сели говорить, он меня спрашивает: «Николаша, а помнишь наш разговор?» — «Конечно, помню». И вдруг он меня спрашивает, горько так: «Вот ты знаешь, сколько людей можно за ночь расстрелять?» Рукой махнул так: «По тридцать человек за ночь…» Врет не врет, не знаю, но он служил комендантом управления КГБ по Рязанской области и, наверное, знал о чем говорил. Так что даже в этой системе не все были палачами, люди-то понимают, что кругом творится.

А вам на фронте, кстати, с особистами довелось сталкиваться? Почти все ветераны, например, признаются, что им хоть раз пришлось присутствовать на показательном расстреле.

Нет, расстрелов я не видел ни разу, и с этой службой соприкоснулся уже только после войны.

После училища я попал служить в Германию, и в полку меня вдруг вызвал наш особист: «Зайдём ко мне в кабинет!» Причем, по званию он младший лейтенант, а перед ним даже наш командир батальона Литвиненко, хороший такой кубанец, боевой казак, под козырек берёт. Захожу, а там сидят подполковник, майор, этот наш, и все втроём они на меня навалились. Стали уговаривать, чтобы я сообщал, кто куда ходит, кто чего говорит. Я отпирался, как мог: «Если будут враждебные элементы, неужели я не расскажу?» Нет, уломали, и, в конце концов, я подписал бумагу. Даже кличку мне свою дали — «Алексеев»…

Шесть человек солдат стали носить мне записки, которые я передавал младшему лейтенанту. Неделю мучился, прямо места себе не находил, как же я теперь?

А лейтенант ещё и нагнетает: «А чего сам не пишешь?» — «Да, ничего нет пока». — «Пиши, давай!» Но так ни одной и не написал. А что писать? Что солдат жалуется, что дома плохой урожай?! Потом я заменился в Прибалтику и как-то захожу в штаб, а там этот самый подполковник, который меня вербовал. Узнал его, отдал честь, а у самого душа прямо оборвалась: «Господи, опять мне станут задания давать…» Но проходит месяц, два, три, пять, я его больше не встречал и он о себе не напоминал.

Как наши войска встречали за границей?

Венгров мы почти и не видели, потому что подолгу нигде не задерживались, а они нас боялись и все прятались. А в Чехословакии встречали прекрасно. Только где-то остановимся, женщины сразу несут попить, поесть.

Сейчас много пишут, что солдаты Красной Армии чуть ли не поголовно занимались мародерством и насилием.

Такие случаи, конечно, были. Но это и понятно, мужики ведь голодные. Но чтобы повально, это сильное преувеличение. Что мы, звери что ли?

Какое впечатление на Вас произвела заграница?

Обратное. Нам ведь внушали, что народ там бедствует, голодает, что у них ничего нет. А когда мы попали в Венгрию, то оказалось, что там во всех дворах скота полно, достаток в домах, продуктов полно. Мы, конечно, там отъелись немного. Я, например, на своей машине возил целую свиную ногу. Возил мешок муки, ведро смальца, противень. Даже наловчился на нем пончики печь. В котелке муку замесил, и на противень ее в смалец. Там другая жизнь была. Вина полно, мяса вдоволь.

Помню, в одном месте Шкляр попросил набить ему индюшек. Двух или трех я застрелил. Ребята их почистили, и мадьярка нам целую жаровню так приготовила, что я до сих пор вспоминаю.