Владимир Утилов - Вивиен Ли

«Отрицательные» герои Митчелл интереснее «положительных», и самая серьезная ошибка заключалась бы в упрощении, в мелодраматизации, к которой могла подтолкнуть фабула. Разве не «дрянь» Скарлетт, если уже в шестнадцать лет она пыталась «отбить» жениха у Мелани, со зла «выскочила» за ее брата; овдовев, не оплакивала его, как положено вдове, а уехала в Атланту, где едва не завела роман с проходимцем Батлером?

Родным, знакомым, соседям Скарлетт кажется источником бед, символом позора, капитуляции: как простая работница, она проливала пот на плантации, а с сестрами обращалась хуже надсмотрщика. Желая спасти свой дом, Тару, не постеснялась женить на себе Фрэнка Кеннеди, жениха родной сестры. Снова овдовев, стала женой Рэтта и все равно мечтала об Эшли. Родила дочь, купалась в роскоши и не нашла общего языка с мужем. Разве не «дрянь»?

В таких случаях Вивиен Ли отвечала просто — вспомните, что перенесла Скарлетт. Не многовато ли для шестнадцатилетней девушки?

И действительно, за двенадцать лет героиня прожила не одну, а несколько жизней. Краткое замужество, начало войны, осаду Атланты, жуткий путь домой, где ее ждет Рок — тело матери, безумный отец, беспомощные сестры… И столь же жуткий мир — голод, нищета, осада дельцов, которые хотят отнять ее последнее пристанище — Тару… Унижения, на которые надо идти, чтобы достать проклятые деньги и прокормить семью; ненависть соседей (эти слабые люди проклинают ее жизненную хватку), вечные угрызения совести — как хорошо, что мать уже ничего не увидит! И ее нескладная жизнь с Рэттом — неутихающий поединок двух сильных, эгоистических, недоверчивых натур.

Конечно, Скарлетт своевольна, капризна, непоследовательна, но что было бы с идеальной Мелани и ее ребенком, с рыцарски благородным Эшли, если бы не эта молодая женщина с ее причудливой судьбой, неожиданными решениями и ей самой не до конца ясными эмоциями! У монеты две стороны: кто из респектабельных южан согласился бы принять роды Мелани и вывезти ее из горящей Атланты? Кто выкормил бы мать и младенца, хотя в доме хватало голодных ртов? Кто стал бы тянуть Эшли Уилкса, которому прямо суждено было зачахнуть жалким клерком в банке на Севере?

Наконец, можно ли не учитывать, что героиня Митчелл выступает в качестве «суфражистки XIX века», отвергая условности, которыми Юг опутывал своих женщин даже в XX веке? Эта сторона образа (как и непобедимое жизнелюбие Скарлетт) ближе всего и Митчелл, и Вивиен Ли, и публике. Как отмечает Г. Лэмберт, «Унесенные ветром» произвели особое впечатление на женщин, как за сто лет до этого «Джейн Эйр» в Англии: «Героиня Ш. Бронте была первой в викторианской прозе эмансипированной девицей, намеренной добиться независимости, несмотря на давление общества. Скарлетт — вариант той же модели. Привлекательная, избалованная, эгоистичная, в минуты кризиса она ведет себя как мужчина. Ее несломленный дух продолжает революцию, начатую Ш. Бронте. «Я все еще утверждаю… — писала другу Митчелл, — что это простой рассказ о тех, кто может выстоять, и о тех, кто неспособен на это». Скарлетт может выстоять, и в глазах тысяч женщин она поставила главный вопрос: что такое «независимость» и какова ее «цена». А это — еще один слой образа».

Наконец 26 января 1939 года начались основные съемки. Уже через поделю Вивиен Ли пользовалась авторитетом на съемочной площадке. Автор книги «Скарлетт, Рэтт и тысячи статистов» Р. Фламини свидетельствует: «Она была спокойна, выдержанна, методически профессиональна. Мужчины восхищались ею, но ее прямота и способность говорить правду в форме насмешливых трюизмов отпугивали. Женщины завидовали ей. Оливия де Хевилленд, которой требовалось десять минут подготовки перед зеркалом, чтобы войти в роль, поражалась способности Вивиен Ли в одно мгновение войти или выйти из роли — как будто речь шла о том, чтобы включить или выключить свет. Когда раздавался сигнал «съемка!», она могла несколько секунд продолжать шепотом свой разговор, а затем вступать в сцену — совершенно «в образе».

Главную проблему в эти дни составлял сценарий. Актеры получали текст только накануне. Утром их мог ждать новый вариант. Во всяком случае, начальную сцену переснимали несколько раз, и группа отставала от графика. В начале февраля Сэлзник стал готовиться к появлению Кларка Гейбла, и студия пришла в движение.

К 1939 году Гейбл завоевал репутацию одного из самых популярных актеров Голливуда. Репутация эта основывалась не столько на его мастерстве, сколько на внешней привлекательности и ореоле «мужчины» — охотника, спортсмена, самца.

В середине 30-х годов Гейбл играл динамичных, агрессивных американцев, которые решают свои проблемы за счет физической силы, природного здравого смысла и мужского превосходства. Это не совсем отвечало его индивидуальности, но вполне устраивало публику.

Роль Рэтта Батлера — человека сложного, умного, прозорливого — испугала артиста. Желание публики видеть его в качестве Рэтта усилило страх Гейбла. Однако его попытки отказаться не имели успеха — Майер использовал актера для давления на зятя, и, как только звезда начала сопротивляться, босс принял «меры». Разрыв контракта означал бы для Гейбла безработицу (никто в Голливуде не пошел бы против Майера), а именно в этот момент актер нуждался в деньгах, чтобы уладить развод с М. Лэнгхем. Пришлось отступить, но это не значило, что Гейбл в восторге.

С первой же минуты на съемочной площадке он не скрывал раздражения. Сценария не было, а актер плохо запоминал текст. От него осторожно потребовали подражания южному акценту — Гейбл вспылил. Еще более его раздражала спокойная, чуть замедленная манера Кьюкора, который, казалось, уделял больше внимания женщинам — Вивиен Ли и Оливии де Хевилленд.

Несколько дней спустя (Кьюкор успел снять лишь две сцены с его участием) Гейбл исчез. Его разыскали на территории МГМ. «Мне нехорошо с Джорджем, вот и все», — отрезал актер. Продюсер решил пожертвовать Кьюкором. Режиссер ничего не подозревал и узнал о намерении уволить его совершенно случайно. 13 февраля Кьюкор и Сэлзник выпустили заявление, извещавшее, что вследствие ряда разногласий по поводу «многих индивидуальных сцен» они обоюдно решили, что единственный выход — замена режиссера в возможно более короткий срок.

На самом деле отношения между обоими испортились еще до появления Гейбла. Один из помощников Сэлзника не отходил от режиссера ни на шаг и, как только Кьюкор кричал «съемка!», шептал ему на ухо: «Ритм!» Сэлзник начал приходить на съемки, позволяя себе бестактные замечания. Группа действительно отставала от графика, но виновником этого все считали продюсера, который лично переписал давно законченный сценарий одного из лучших сценаристов США, Сиднея Хоуарда. Кьюкор сделал все возможное, попытался вернуться к варианту С. Хоуарда и наконец деликатно высказал свои соображения.