Владимир Утилов - Вивиен Ли

Ни Сэлзник, ни Флеминг не знали, что по уик-эндам актриса гостит у Кьюкора и советуется с ним относительно роли. По словам Вивиен Ли, она не смогла бы сыграть роль без помощи книги и Кьюкора, но, как вспоминает О. де Хевилленд, она забыла о своем таланте, внутренней дисциплине и безупречной организованности: «Она вложила в этот фильм то, чего никогда не смогла получить обратно».

После отъезда Оливье Вивиен Ли не жалела себя, лишь бы сократить разлуку. Она могла работать круглые сутки, лишь бы фильм был кончен хоть на день раньше. Сэлзник безжалостно пользовался ее рвением. До конца съемок Вивиен Ли работала по шестнадцать часов в день, иногда без выходного. Большинство актеров задерживалось до позднего вечера, но К. Гейбл неизменно покидал площадку в 18.00. Вивиен Ли негодовала — как клерк в юридической консультации! Вообще она считала партнера ленивым, недалеким, малоэмоциональным артистом. Гейбл наблюдал за ней с «заинтересованной осторожностью». В ее присутствии он чувствовал себя еще более неуверенно, что не могло не сказаться на соотношении их экранных персонажей.

Что касается Флеминга, актриса не скрывала разочарования: этот «бедняга» — лишь искусный ремесленник на месте настоящего художника, Кьюкора. Сколько она ни спрашивала — как играть ту или иную сцену, в ответ слышала одно и то же: «Поддайте жару!» Она не могла согласиться с решением режиссера сделать фильм мелодрамой и противилась тенденции превратить Скарлетт в одноплановую отрицательную героиню. Это было нелегко — Сэлзник упрощал и диалоги, и сюжет, и характеристики героев.

Еще раз актриса столкнулась с ним, когда Сэлзник исключил ключевую, с ее точки зрения, реплику Скарлетт, которая после гибели второго мужа вспоминает о матери: «Она хотела, чтобы я выросла доброй и внимательной, как она сама, а оказалось совсем наоборот». Каждый раз продюсер вычеркивал эту реплику, но после разговора с актрисой она появлялась вновь и все-таки осталась в фильме.

Ни раньше, ни потом Вивиен Ли не боялась показать своих героинь больными, антипатичными, «отрицательными», но ее возмущало нежелание Флеминга заметить ранимость Скарлетт, её усталость, тяготение к иной, честной жизни: «Для меня одним из лучших качеств Скарлетт было то, что она действительно хотела быть похожей на мать. Война лишила ее этой возможности — они ведь все хотели выжить. Эта важнейшая деталь хоть немного открывала истинную натуру Скарлетт».

С каждым новым конфликтом между героями увеличивалось и сопротивление актрисы режиссеру. Еще больше «масла в огонь» подлила информация в одной из газет о тайных репетициях Вивиен Ли с Кьюкором.

Разногласия с Флемингом достигли апогея при съемке сцены, где Скарлетт, родив ребенка, решает никогда не впускать к себе Рэтта. В романе героиня приходит к этому решению после встречи с Эшли, который обвиняет Батлера в нравственной деградации Скарлетт. Героиня принимает слова Эшли за ревность, в ее душе вспыхивает надежда и ненависть к мужу, с которым она живет без любви. В варианте Сэлзника Скарлетт решает не впускать Рэтта из-за того, что она располнела и не хочет больше детей.

Вивиен Ли начала ворчать: «Я не могу сыграть это, просто не могу!» Флеминг прокричал: «Эта женщина — страшная стерва», — свернул в трубочку сценарий и, выкрикнув в адрес актрисы непристойную брань, промаршировал на улицу.

Два дня он не показывался в студии, затем сцену сняли, и Вивиен Ли все-таки сумела передать истинные мотивы поведения Скарлетт. В момент, когда Рэтт подходит к ней и обнимает сзади за плечи, она вывертывается с неожиданным и необъяснимым отвращением. Зритель озадачен, но затем понимает: до сих пор Скарлетт еще не забыла Эшли, и близость с Рэттом кажется ей изменой.

После возвращения Флеминг стал еще более раздражительным и 26 апреля вновь ушел из павильона. Сэлзник начал докучать советами, указаниями, жалобами, что в предыдущих фильмах Флеминг работал поинтересней.

Воспользовавшись этим, Майер еще раз попытался «аннексировать» фильм. В связи с увольнениями, простоями, пересъемками, стоимость отснятого материала уже превысила смету. Продюсер оплачивал счета с помощью брата. МГМ отказалась предоставить новые ассигнования в счет будущих прибылей. Майер ждал, когда зять окажется в безвыходном положении. Семья Уитни не хотела давать ни цента. Отказали и калифорнийские банки, но в последний момент Уитни раскошелились.

Не теряя времени, Сэлзник пригласил еще одного режиссера — Сэма Вуда. 10 мая вернулся Флеминг, и фильм снимало сразу трое: Флеминг, Вуд и Уильям К. Мензис, которому поручили монументальные кадры госпиталя и паники в Атланте накануне вступления северян. Вивиен Ли снималась то у одного, то у другого, то у третьего. Иногда — у каждого из троих в один день. Утром она могла изображать двадцативосьмилетнюю Скарлетт финала, днем — взрослеющую героиню в самый разгар ее борьбы за Тару, вечером — избалованную девочку-подростка начальных эпизодов.

Профессионализм и целеустремленность актрисы покорили даже Сэлзника: он все более уважал эту сильную женщину. А она устала: «Я жила Скарлетт почти шесть месяцев, с раннего утра до позднего вечера. Я хотела, чтобы каждое движение, каждый мой жест принадлежали Скарлетт, и я должна была чувствовать, что даже те поступки Скарлетт, которые достойны презрения, совершены мною».

На ее плечи лег фантастический эмоциональный груз. Де Хевилленд была поражена физическим и нервным истощением подруги.

На лице Вивиен Ли появились морщины. Оператору пришлось изменить освещение и диафрагму, чтобы спрятать следы измождения и усталости. Однажды ассистент режиссера поправил край ее шляпы. Актриса отскочила с криком: «Пожалуйста, оставьте меня». Окружающие увидели в этом проявление нервозности, чуть ли не болезни, но ведь в этот момент Вивиен Ли была Скарлетт, а Скарлетт ехала в Атланту продавать себя за 300 долларов, чтобы спасти Тару. Актерский хлеб нелегок…

Уик-энды Вивиен Ли проводила у Кьюкора. Иногда она находила силы посмешить друзей, изображая, как Кьюкор показывает Скарлетт в лирической сцене, заменяя нежные слова уморительно грубыми выражениями («В Скарлетт много земного, примитивного, безжалостного, что так не отвечает внешности и утонченности Вивиен. Ее пародии были ужасно смешны — особенно нарочито вульгарный американский акцент», — вспоминает Д. Кьюкор).

К концу съемок мелодраматические сцены следовали одна за другой: падение Скарлетт с лестницы после ссоры с Рэттом, рождение мертвого ребенка, смерть дочери, которая падает с пони, болезнь и смерть Мелани…

Продюсера не удовлетворял финал первой части, сцена на рассвете, в разграбленной Таре — Скарлетт выходит в поле в поисках пищи и, не найдя ничего, кроме редиски, клянется «лгать, воровать и убивать», лишь бы никто, ни она, ни ее семья не испытывали голода. Как правило, вскоре после начала съемок поднимался туман, и Сэлзник командовал возвращаться в Калвер-сити. Так было несколько дней подряд, и, в конце концов, трейлер, где Вивиен Ли могла загримироваться, привезли прямо на место съемок. В день, когда небо обрадовало оператора ясностью и чистотой, Вивиен Ли была так утомлена, что после нескольких дублей опустилась на колени и стала в ярости бить землю. Эта вспышка объясняет силу эмоционального воздействия эпизода.