Софья Дорожинская-Курилло - Воскресший «Варяг»

Наконец, уже больше у нас не хватало терпения, — и вот тут-то доброта и ласковый визит Кардинала Дюбуа помогли нам получить отставку мужу моему от французского флота и лишь таким образом освободиться от совместной службы с этим тяжелым человеком, комманданом Бодри, но я, потерявшая свое здоровье по каким то «странно-таинственным» причинам, непонятным целой плеяде лучших докторов, — с ужасом думала, что может быть действительно права моя старая квартирная хозяйка гречанка и я втянута заочно в цикл какого-то колдовства? Ведь столько есть таинственного в жизни людей, да и в каждом человеке... Почему до этого преследования меня комманданом Б., до его угрозы я никогда раньше не была так больна? Почему теперь ни медицина, ни любовь моего мужа ничто мне не может помочь? Кто ответит на все эти «почему»?? И очень часто появлялась мысль о смерти... и ужасала меня... Может быть, этот «ужас» можно объяснить тем, что мне было всего лишь 23 года и жизненная дорога повидимому могла быть для меня очень благоприятной... СМЕРТЬ... Нет в мире человека, который над этим не задумывался бы... и не искал бы всюду, где только можно, ответа и объяснения. Годами и я тоже была этому очень подвержена — искать все дальше и дальше. Религия и моя глубокая вера всё же меня не оставили. Очень много книг я прочла на эти темы и особенно внимание мое остановилось на замечательной книге Д. М. Мережковского «Наполеон — Человек».

«Вот уже в продолжении почти двух столетий многие признали его «гениальным» и Виктор Гюго говорил о нем: «от Ангелов это все у него или... диаволов — кто знает? Но сам Наполеон в своих дневниках, в своих беседах с близкими друзьями говорил, что им властно распоряжается во всем какая-то сила — Судьба — Случай, управляющий миром или»... ЧТО-то Высшее. «Великий Двигатель человеческих дел?» Как то Наполеона спросили: «Вы фаталист?» «Ну, разумеется, я был всегда фаталистом. Судьба — надо ее слушаться... Судьба неотвратима... Что на Небе написано — написано... Наши дни ТАМ сочтены...» (и это говорил Наполеон!) — Человек Рока, l'homme de Destin — так называл Наполеона после Маренго австрийский фельдмаршал Мелас. Наполеон утверждает по собственному опыту, что «Рок», как живое существо влияет на чужую мысль, чувство, слово, дело его, на каждое биение сердца. Когда многочисленные покушения на жизнь Наполеона оставались безрезультатны, он всегда оставался спокойным и говорил: «значит, убить меня тогда было невозможно» (мы видим, что так было с Лениным, с Распутиным и др.). — «Значит, тогда я еще не исполнил волю Судьбы, но как только я достигну цели, назначенной мне Судьбой, я тогда стану бесполезным и атома будет достаточно, чтобы меня уничтожить НО ДО ТОГО все человеческие усилия уничтожить меня НИЧЕГО не сделают! Когда же наступит "МОЙ ЧАС", то конец мой и свершится». Вот чем объясняется полное спокойствие Наполеона при всех битвах и покушениях на него. Наполеон писал брату своему после Ватерлоо: «рядом со мной, впереди, позади, всюду падали люди, а для меня ни одного ядра». (Псалом: «Падут подле тебя тысяча и десять тысяч одесную тебя, но к тебе не приблизится»). «Падают мертвыми тысячи людей вокруг меня, а я попрежнему цел!» Кто то сказал о Спинозе: «человек, упоенный Богом», а о Наполеоне можно сказать: «человек, упоенный Роком», но в последних годах его жизни многое указывает на то, что для него было очень тяжко, что зная, понимая всё, он все же не мог сказать о себе, как Спиноза... а лицо его было полно грусти, обреченности Року...

Он говорил: «Я никогда не был господином собственных движений Я никогда не был по настоящему самим собою... Мною всегда управляли обстоятельства и до такой степени, что когда при начале моего возвышения, во время консульства, мои самые близкие друзья спрашивали чего я хочу? куда я иду? Каждый раз я им отвечал: «Я этого и сам не знаю, ведет меня неведомая сила, а куда? Лишь она знает». Часто он говорил: «природа вещей, обстоятельства и т. д., чтобы не употреблять всуе Святое и Страшное слово — Ему должны отдать всё: отречение, смирение, покорность, жертвенность... Не гни Судьбу, а подчинись року»... И это говорил Наполеон, умнейший из людей... Ведь и для всех нас это закон непреложности.

«Не моя, а Твоя да будет воля!»

И этот гениальный человек пишет в своем дневнике 17-летним артиллерийским подпоручиком, в бедной комнатке казарм, при свете сальной свечки: «Я один всегда среди людей» — так писал о себе неизвестный Бонапарт в нищете. Так же говорил о себе на высоте своего величия уже Император Наполеон, вечно меланхолично настроенный, как бы гонимый какой то неведомой силой — все идет он и идет и остановиться не может... Он движется не по своей воле (подобно Aгaсферу или Каину). И Мережковский говорит: «Путь его — путь всего человечества». И дальше в его дневнике молодости: «Один я в мире, один среди людей, как на необитаемом острове. Как люди низки, подлы и презренны! Как они далеки от природы! А надо слабость тела побеждать силою духа. Раз я знаю, что смерть вот-вот закончит всё, то серьезно беспокоиться о чем либо — просто глупо». А потому император в боях всегда спокоен. Люди благодарны тому, кто учит их жить, но еще больше благодарны тому, кто учит их УМИРАТЬ. и Наполеон говорил: «Надо человеку научиться выйти из своего "я" и войти в бессмертное, чтобы достигнуть того последнего мужества, которое побеждает страх смерти. Тогда освобождается человеческая душа от рабства тягчайшего страха СМЕРТИ». Так говорил Наполеон, которого называли «учитель мужества» этим мужеством и своей необыкновенной силой магнетизма он достигал того, что его солдаты, обожая его, возбужденные его присутствием, со своей последней каплей крови, вытекающей из их жил, кричат в экстазе: «да здравствует Император!» Это являлось как бы следствием того, что говорил Наполеон: «надо хотеть жить и уметь умирать, надо чтобы солдаты умели умирать и каждому человеку надо быть солдатом на поле жизненных каждодневных сражений, чтобы победить последнего врага — СМЕРТЬ».

Возвращаюсь к своим воспоминаниям о своей жизни в Константинополе. Мы решили уехать во Францию, в Париж к знаменитому профессору Бабинскому, надеясь, что он меня вылечит — ведь мне было всего 23 года! Молодость, вполне здоровый организм, любовь и заботы мужа, были крупные факторы, позволяющие нам надеяться на мое выздоровление. Трудность предстояла все же большая в том, что мужу моему, по приезде во Францию, надо было заняться сейчас же поисками службы или занятий, т. к. к его горю ему пришлось покинуть его любимую морскую службу, где ему предстояла хорошая карьера, благодаря знанию многих языков и образованию инженер-механика. Из за коммандана Б. он лишался всего и вновь надвигалась нерадостная забота о приискании службы и о материальном устройстве нашей будущей жизни.