Лоранс Скифано - Висконти: обнаженная жизнь

Иногда Нена сопровождала маленькую Ванду к Висконти — там девочку ждала неистовая банда из пятнадцати ребятишек, превращавшая помещения старого дворца на виа Черва в сумасшедший улей для игр. Товарищами Ванды были дети герцога Уберто, графа Джованни (трое мальчиков и три девочки) и трое детей сестры донны Карлы, малыши Кастельбарко. Герои и предатели, женщины — покорные и роковые, тайные заговоры и неразделенная любовь, преступления и кровавые наказания — все перипетии опер и немого кино дают материал для комедийных или трагедийных импровизаций, которые дети разыгрывают, возвращаясь со спектаклей, куда их водят каждую неделю. Французская гувернантка мадемуазель Элен рассказывает в своих записках, переданных нам Убертой Висконти: «По четвергам после обеда у детей было свободное время, и мы ходили в кино на многосерийные фильмы, вроде „Белозубой маски“ или „Красного круга“. Они возвращались очень возбужденными и разыгрывали все сцены дома со своими кузенами. Кто-то был героем, кто-то — предателем. Один защищал героиню, которую другой преследовал и мучил. Свои роли они воспринимали очень серьезно — как-то вечером, часов около пяти, когда прозвонил колокольчик, означавший, что пора расходиться по комнатам и делать уроки, я шла по галерее и вдруг услышала стон. Я была потрясена и остановилась, пытаясь понять, откуда идет звук. Подойдя к шкафу, я снова услышала жалобный вздох, открыла дверцу, и мне на руки вывалился Лукино с кляпом во рту, обвязанный, как колбаса, веревкой и почти задохнувшийся. Очевидно, на этот раз он был предателем, а может быть — героем, угодившим в ловушку».

У детей было множество слуг, итальянских и иностранных бонн, а также воспитателей, живших на виа Черва: «Малолетнюю свиту графа Джузеппе, — пишет мадемуазель Элен, — обслуживала многочисленная челядь». В перечне, относящемся к военным годам, она упоминает двух кормилиц, нанятых после рождения двух «малюток» — Иды Паче в 1916 году и Уберты — в 1918-м. Вот кого она перечисляет: «Во-первых, портье (жирный швейцарец в ливрее) и его жена; садовник, в прошлом — кучер; шофер Антонио; Луиза, горничная графини; камердинер графа; горничная детей; две прачки; трое кухонных подмастерьев, гувернантка мальчиков мадемуазель Эстер, я, занимавшаяся с Анной, и Бозелли, воспитатель Гвидо, — этот с нами не жил, но каждый день приходил к Гвидо и ко всем остальным, чтобы заниматься гимнастикой».

Недели и месяцы были заполнены одними и теми же делами, развлечениями и праздниками. Свободные дни, четверг и воскресенье, были так же расписаны по часам и строго регламентированы, как и дни занятий в школе: «По воскресеньям, — пишет французская гувернантка, — мы ходили к мессе в Дуомо: Анна, мальчики, мадемуазель Эстер, я, трое детей графини Кастельбарко, их гувернантка, „три блондинки“ (дочери графа Джованни), иногда их братья и гувернантка. Нас невозможно было не заметить, особенно когда после мессы мы шли по виа Данте в парк за замком… Вечером мы часто посещали бега. Дети были без ума от лошадей. Иногда мы шли в театр — то одни, то с графом или с графиней, а иногда отправлялись на экскурсию в поместье близ Милана, которое называлось Ла Либрера.

По вечерам вся семья собиралась на ужин в столовой, где мажордом и два лакея в ливреях и белых перчатках уставляли стол серебряной посудой. Дон Джузеппе придирчиво следил, чтобы этот чинный ритуал, который его сын воспроизведет в „Гибели богов“, никогда не нарушался. Пунктуальность и элегантность строго обязательны. Донна Карла с дочерью Анной в вечерних платьях, граф и Гвидо в смокингах, дети — в костюмчиках из черного бархата и белоснежных шелковых рубашках. Пройдут годы, но и после войны этот ритуал ни на йоту не изменится, о чем пишет Уберта Висконти, вспоминая свое детство: „Мой брат любил изображать в своих фильмах эти большие семейные застолья, и в этих сценах есть нечто от всех нас, от семьи Висконти… Вообще-то, там разворачивались страшные схватки, разгорались яростные баталии. А мой отец, Леопард с мягчайшим сердцем, никогда ничего не замечал. Нашего старого, обожаемого, терпеливого мажордома Линетти Лукино, Луиджи и Эдуардо „словно бы лишали орденов и регалий, срывая брандебуры с его красивой ливреи“. Отец утрачивал благодушную невозмутимость, только если кто-нибудь в пылу игры или по забывчивости вдруг употреблял крепкое словцо. „Кто это сказал?“ — гневно вопрошал дон Джузеппе, но никто не признавался, и строптивых сыновей тут же отправляли по комнатам.“»

Лукино Висконти всю жизнь будет верен семейной традиции сервировать обеды и ужины на тонких ирландских скатертях. Еду будут разносить лакеи в белых перчатках и черно-желтых ливреях. Каждый вечер он станет обсуждать с поваром все тонкости меню следующего дня. Готовили всегда на семь или восемь персон. «Повар, — говорила нам Уберта, — вывешивал меню каждый день и время от времени добавлял: „Ваше превосходительство, — так он его называл, — у меня больше нет денег!“ А Лукино писал в ответ: „У меня тоже!“» Из этих домашних обычаев кинематографист вынес более общий взгляд на жизнь. «Жизнь, — говорил он, — это улей. Каждый живет и работает в своей ячейке. Потом все собираются вокруг Королевы пчел». Вот тогда-то, добавляет он, «и возникают драмы». Так происходит и в «Туманных звездах Большой Медведицы» и в «Семейном портрете в интерьере».

Но эти драмы во дворце Висконти начались не сразу. В первые полтора десятилетия нового века не было клана сплоченнее и не существовало семьи, в которой были лучшие условия для расцвета художественного темперамента. В обличье хобби, «конька» или подлинной страсти на виа Черва обитали все виды искусства. Граф Эммануэле Кастельбарко — меценат, страстный любитель литературы, друг многих художников и поэтов. Он основал в Милане «Лавочку поэзии» (La Bottega di Poesia), где прошла первая миланская выставка Модильяни. Дон Джузеппе, страстно любивший живопись, проводил долгие часы у себя в мастерской и расписал все свои дома фресками в стиле Возрождения. Однажды, рассказывала нам Уберта, король Виктор-Эммануил попросил его нарисовать композицию из женских фигур, которая могла бы составить диптих с полотном XVIII или XIX века, где была изображена группа мужчин. «Он сумел с таким совершенством воспроизвести стиль автора, что эксперт, нанятый королевой Еленой, чтобы исследовать оба полотна, заключил, указав на сделанную Джузеппе копию: „Это подлинник; сомнений нет, я вам гарантирую“. То был настоящий триумф моего отца!»

У богатейших дворян той поры было в обычае интересоваться всеми явлениями современной культуры, они питали страсть к авантюрам, когда все предстояло создать, изобрести — и в полном соответствии с этим духом Висконти обращается к самой юной и плебейской из муз, той, что родилась из духа ярмарок и праздничных гуляний, которые в начале века ежегодно устраивались в предместьях: я говорю о музе кино. В административном совете Milano Films вместе с миланскими князьями, маркизами, графами заседал и граф Джованни Висконти ди Модроне, младший сын герцога Гвидо. Желая снимать самые лучшие фильмы, аристократы запускают амбициозные проекты на исторические темы, пример тому — «Иоахим Мюрат» 1910 года: в титрах фигурирует весь цвет миланской аристократии, в том числе Джузеппе Висконти. Именно эта фирма в 1911 году выпустит на экраны «Ад» — экранизацию первой части «Божественной комедии» Данте. По воскресеньям граф Джузеппе частенько ходит вместе с детьми в кинотеатр «Чентрале» — здесь Лукино увидит первые американские фильмы про гангстеров и влюбится в них без памяти.