Николай Михайлов - В те годы

В те тревожные дни рядом с обкомом партии всегда были члены бюро обкома комсомола во главе с Михаилом Ларионовым.

Обком комсомола походил на штаб. С райкомами и горкомами поддерживалась постоянная телефонная связь, там, где телефон не мог действовать, использовали связных.

Непосредственная угроза вражеского вторжения в город нависла в ночь с 26 на 27 октября.

— Надо мобилизовать все силы, — повторял Ларионов то, что говорилось в обкоме партии.

Но, как это было во многих подобных случаях, мобилизации в общепринятом смысле этого слова не требовалось. В райкомы, горком, обком шли сотни молодых рабочих, бойцов истребительных отрядов.

— Оружейники, — сообщал о себе один отряд.

— Шахтеры Подмосковья…

— Сталиногорск — с химкомбината…

В полном составе в те тревожные дни ушли на фронт комсомольские организации колхоза «Красный огородник», диспансера № 1. Добровольцами стали члены бюро обкома комсомола Сычев, Тимонин, секретари райкомов Козлов, Гладышев, Зубанов.

Во время одного из вызовов в обком партии, 30 октября, Ларионов записал очередное поручение: «Противник силен танками. Надо создать отряды истребителей танков общей численностью не менее пятисот человек. Срок — двое суток».

Обком комсомола доложил о том, что отряды сформированы через 40 часов. К назначенному сроку 27 истребительных отрядов заняли свои посты. В рядах бойцов находились секретари райкомов комсомола Кузнецов, Исайченков. По указанию штаба первые отряды направили на Октябрьскую улицу, которая вливалась в Московское шоссе и где появление танков противника могло быть наиболее вероятным.

— Но панцири им бы не помогли, — увлеченно объяснял Жаворонков, — в домах, на чердаках, на всех углах и перекрестках их ждали комсомольцы-истребители, а мы позаботились об их вооружении.

Сложившаяся обстановка диктовала свои условия. Отрядам не дано было специального времени на обучение. Подготовка велась непосредственно в местах, где создавались заслоны. Курс обучения предельно краткий: устройство противотанковой гранаты, стрельба из боевого оружия, приемы метания бутылок с зажигательной смесью.

Отряды, когда это требовалось, брались за другое дело.

Служба наблюдения заметила, что при появлении над Тулой вражеских самолетов в воздух взлетает ракета. Истребители Шавырин, Ренский, Авдеев, Чурочкин выследили диверсанта и захватили его.

В другой раз группе Шавырина пришлось действовать и в качестве разведчиков, минеров.

В дни защиты Тулы пришли в обком 17-летние комсомолки Зоя Владимирова, Мила Макарова, Вера Иванова. С первых дней войны они начали работать в железнодорожной поликлинике, обслуживали санитарные поезда.

— Теперь мы просим направить нас только в действующие части, на фронт, — сказали они.

Пример, повлиявший на девушек, подала Клавдия Чурляева из Сталиногорска. Здесь было чему подражать. Сражения под Тулой в октябре — ноябре носили крайне ожесточенный характер. И если работа сандружинниц вообще не из легких, то тем более она трудна в условиях кровопролитных сражений. В боях под городом Клавдия Чурляева вынесла с поля более 60 раненых. Когда корреспондент газеты спросил ее, трудно ли было, она ответила:

— Ведь бойцам нашего рабочего полка еще трудней; а они воюют, и немцы не могут двинуться с места.

Комсомольцы самоотверженно сражались и в тылу противника. В дни защиты Тулы, в ту осень 1941 года, родилась слава Саши Чекалина. Первым, кто мне о нем рассказал, был Жаворонков.

Потом я встретился с матерью героя, Надеждой Самуиловной. С младшим сыном Витей, рассказывала она, из занятой немцами деревни удалось выбраться в самый последний момент. Она хотела одного: спасти, сохранить жизнь ребенка. Искала возможность уйти из зоны боев. Долго это не удавалось, пока не помог случайно встретившийся раненый лейтенант. Вместе с ним Чекалина благополучно перебралась через линию фронта.

После гибели Саши Надежда Самуиловна не рассталась с армией. Смерть сына словно связала ее с жизнью и ратным трудом советского солдата. Она осталась служить санитаркой. Ей хотелось отдать всю материнскую любовь и нежность советским воинам, ей хотелось облегчить их страдания и лечить их раны.

— Когда Сашу вели на расстрел, — продолжала рассказ Надежда Самуиловна, — ему кололи ноги штыками. Его валенки набухли от крови, но он шел молча.

Комсомольцу дали лист фанеры.

— Пиши, — приказали гитлеровцы, — такой конец ждет всех партизан. Мы повесим эти стихи тебе на шею, — глумились они.

Саша взялся писать. Закончив, он бросил лист собравшимся у места казни людям. На фанере крупно и отчетливо было написано: «Сотрем с лица земли фашистскую гадину!»

С петлей на шее Чекалин пел «Интернационал». Он погиб 6 ноября 1941 года. Ему исполнилось тогда шестнадцать лет.

Я не сумею передать, с какой любовью говорил мне Жаворонков про комсомольца-героя. Его покорили мужество и воля Саши, его бесстрашие и ненависть к врагам Родины.

…Утром поехали на заводы.

Цехи работали с малым числом рабочих и выполняли только заказы фронта. Все было по-фронтовому: строгий режим с пропусками; усиленная охрана; круглосуточная служба постов противовоздушной обороны. Предприятия получили военную специализацию. На Ново-Тульском металлургическом заводе работала мастерская по ремонту оружия; на оружейном наладили производство минометов.

Туляки настолько верили в свою победу, что уникальные образцы оружия, собранные в музее, никуда не вывозили. Мы не устояли перед настойчивостью хозяев, зашли в музей и, рассматривая экспонаты, восторгались искусством оружейников.

Еще один факт, рассказанный Василием Гавриловичем, произвел на меня глубокое впечатление, как символ веры в жизнь и в нашу грядущую победу. В городе в дни осады продолжал работать центральный родильный дом, в котором оставались главный врач Вера Сергеевна Гумилевская и часть сотрудников. Здесь появилось на свет 459 туляков; все они были живы и здоровы, им, как и их матерям, была обеспечена медицинская помощь.

За свой подвиг Вера Сергеевна получила награду — орден Трудового Красного Знамени.

Поездки в Тулу помогли узнать и полюбить Ясную Поляну.

В первый раз мы приехали сюда вместе с Гришей Громовым в морозный зимний день. В усадьбе было пустынно. Многие разрушения напоминали о варварстве хозяйничавших здесь гитлеровцев.

Нас встретил хранитель музея Николай Павлович Пузин, внучатый племянник Фета, — тихий, деликатный, неторопливый, одетый по-деревенски, в теплый пиджак. Грассируя, негромким голосом рассказывал он удивительные истории. Позднее, когда мы сдружились, я понял, что Николай Павлович блестяще знает решительно все, что касается не только Ясной Поляны, но и расположенного неподалеку от нее Спасского-Лутовинова — усадьбы И. С. Тургенева, Оптиной пустыни (здесь когда-то был женский монастырь и сюда ушла сестра Л. Н. Толстого).