Николай Михайлов - В те годы

Привет всем товарищам, знакомым, соседям.

Любящая вас „Шашка“».

«г. Осташков.

24.00 с 31 на 1.1 — 1944 г.

Разрешите, милые мои, вас поздравить с новым 1944 годом и пожелать вам как можно скорее, работая в тылу, вместе с нами разгромить подлого врага, нагло напавшего на наш миролюбивый Союз. Не придется врагу долго рыскать по уголкам нашей родной земли. Мы победим. Не было и не будет таких препятствий, которые русский, наш великий народ не побеждал и не победит. Русский народ сильный, упорный, настойчивый, он никогда не падет, не станет рабом фашизма.

Обидно лишь только одно, что так долго заживают мои раны, и в такие жестокие боевые дни я не на передовой, что мне нет возможности быть рядом с атакующими нашими героями-бойцами. Хочется как можно скорее быть вместе со своими фронтовыми подругами.

Привет всем товарищам, знакомым, соседям. Поздравьте их от моего имени с Новым годом и пожелайте во всем счастья.

Ваша Сашенька».

«г. Осташков.

15 января 1944 года.

Милые мои, хорошие! Итак, я имею уже право сообщить о том, что раны зажили. Здоровье отличное, чувствую себя бодро, весело, счастливо. На днях уеду снова в свое подразделение и вместе со своими боевыми подругами буду снова громить подлого и гадкого врага, — вот все то, в чем заключается мое большое счастье. Сегодня я сделала полную разборку своей боевой подруги-винтовки; почистила, смазала. Винтовка и я в полной боевой готовности. Ждем приказа о выписке. Обо мне, мои милые, не беспокойтесь… Получили ли вы два конверта с обратными письмами, среди которых были письма Екатерины Никифоровны Никифоровой? Ибо эти письма для меня очень ценны. Попрошу написать в ответном письме. Остаюсь с приветом

А. Шляхова.

…Снимок прислала Екатерина Никифоровна на память. Я очень хочу, чтобы это фото сохранилось в аккуратности, и отсылаю его домой. Милые, кто посмотрит на мои фото, говорят, что я мальчуган, и действительно я мальчуган. Хожу быстро, шагаю большими шагами. Хожу постоянно в брюках, не расставаясь с ними ни днем, ни ночью, шевелюра мальчика. Клава Прядко часто сердится на меня за то, что я хожу очень быстро. Я сделаю один шаг — она два. Вот пока все, милые, что я хотела написать вам на этот раз. Пишите. Передавайте мой горячий фронтовой привет всем товарищам, знакомым, соседям. Жду от вас весточку.

Остаюсь с горячим снайперским приветом и воздушным поцелуем ваша не забывающая вас, милые мои, „Шашенька“.

Военной цензуре.

Милые мои товарищи! Убедительно прошу вас это фото доставить в сохранности адресату. Это память о моей первой военной жизни. Это память обо мне милым и неутомимым родителям. Еще раз прошу вас доставить это фото адресату. С глубоким товарищеским приветом к вам ваш товарищ А. Шляхова. 11.II.1943 г».

«Д. К. Армия, 2 марта 1944 г.

Здравствуй, Любаша!

Сегодня я отправила тебе письмо, которое ты обязательно должна прочесть на общешкольном собрании и на основании этого письма ты должна поднять на должный уровень успеваемость всей школы, дисциплину, организованность. Для того чтобы результаты твоей работы были хорошие, ты должна связаться с заведующим школой, старшими учителями и всеми руководителями вашей школы, а они, как члены партии, как старшие товарищи, должны тебе помочь. Причем это и в их интересах, а самое главное — это большой интерес общего дела. Ох как жаль, что я не имею возможности сама поговорить, побеседовать с вашими учениками, Любаша, но на основе этого письма ты можешь хорошо поставить свою работу, но самое главное, хорошо продумать, как действовать, как начать работу. О влиянии моего письма напиши обязательно. Если помогает, пиши, я тебе буду писать. Буду писать на вашу комсомольскую организацию. Напиши адрес школы. И обязательно напиши адреса комсомольцев, отстающих и дезорганизующих отличников. Я постараюсь на них повлиять. В основном серьезно возьмись за это дело. О себе писать пока нечего. Привет всем, всем: товарищам, знакомым, твоим товарищам по учебе, педагогам. Остаюсь с приветом ко всем вам, к мамочке и папочке и тебе, моя Любава.

Сашенька».

«Д. Лешни. 13 февраля 1944 г.

Милые мои, посылаю вам групповое фото. Оно должно сохраниться как память. На этом фото лучшие мои товарищи комсомольцы. Лучшие руководители, подчас они же заменяют мне и моих родителей. Да, милые мои, какая это большая память. Я очень и очень хочу, чтобы это фото сохранилось.

Большая память о товарищах, с которыми мне приходилось быть, учиться вместе в школе, бывать в боях. Эти люди сделали много для Родины, для быстрейшего разгрома врага. Но еще не все сделано. Враг еще не разбит, и работы еще немало. Но мы, большевики, мы должны победить и победим.

Милая мамочка, маленьких фотокарточек высылаю три. Одну тебе и папочке, одну Любочке, а одну Василию. Только ему отослать сама не могу, так как не знаю его адреса. Я его никогда не забываю. Он всегда со мной. Как я могу его забыть, если он единственный мой брат? Пусть посмотрит он на мое фото и вспомнит свою сестру-снайпера. Ведь он тоже будущий воин, да еще смелый танкист (в этом я не сомневаюсь). О нем вы не беспокойтесь и зря слез не лейте, ибо он не хуже других и достоин быть в рядах нашей могучей любимой Красной Армии. Он молодец, избрал неплохой боевой путь.

Пишите! А. Шляхова».

«Д. К. Армия.

29 февраля 1944 г.

Здравствуй, милая Любочка!

Получила твое письмо. Очень рада и благодарна. Письмо с вопросами, на которые придется ответить.

Первый твой вопрос — как я была ранена? Милая, ты учти одно, что о себе писать я не умею, и вообще это немного хвастливо, откровенно говоря. Но на этот раз я все же решила написать так, как сумею. Итак, начинаю.

Первое декабря. Обычный зимний суровый прибалтийский день. Рано утром мы вышли на свой снайперский пост, который находился на переднем крае нашей обороны. В этот день мы были втроем. Клава Прядко в двадцати метрах от меня, справа, Соня Кутломаметова — слева.

В эти холодные декабрьские дни на некоторых участках фронта противник пытался прорвать нашу мощную, крепкую оборону, сломить стойкость наших доблестных воинов. Но нет, им не удалось этого сделать. Врагу пришлось хлебнуть горячего кипятку нашей милой и столь же нелюбезной для врага „катюши“ и тут же откатиться назад. Даже не удержался подлый фриц за прежние оборонительные рубежи.

На нашем участке противник активно готовился к наступлению, доносился гул моторов танков, мотоциклов. Замечено (при длительном наблюдении) большое движение противника на переднем крае.

С шести часов утра и до трех часов Соня уничтожила трех фашистов, я — двух. Ровно в 16.30 противник начал обстреливать передний край нашей обороны из ротного миномета. Много пришлось врагу потратить мин для того, чтобы попасть в наши траншеи. Первая мина, которая разорвалась в траншее, разорвалась неподалеку от Сони. Нас, меня и Клаву, толкнуло чувство, что Соню ранило или убило, и мы бросились к ней, но она уже бежала к нам. Я отбежала от своего снайперского поста не больше, как на два метра, Клава остановилась именно возле моей огневой позиции. Вторая мина попала на то место, где я лежала, третья — прямым попаданием в Клаву… Клава упала, а я только почувствовала какой-то большой толчок в руку. И только Соня заметила, что меня ранило, так как из-под рукава полушубка показался ручеек крови. Я направилась к комвзвода и комроты, комбатальона, рассказала о случившейся беде с Клавой… После всего этого я пошла в санвзвод, там меня перевязали, и тут же я ушла за несколько километров в санроту. Вместе со мной ранило и мою винтовку, но так же нетяжело, она так же сейчас в строю вместе со мной. В госпитале мы вместе с ней были. Она снова бьет метко по подлым фашистам.