Десмонд Сьюард - Семья Наполеона

18 мая 1804 года Сенат провозгласил Первого консула «Наполеоном 1, императором Французской республики». Его наследником был назначен Жозеф, после которого корона должна была перейти к Луи, т. к. у Жозефа были одни дочери. И тот, и другой получили титулы принцев империи с годовым содержанием в миллион франков. К тому же Жозеф был назначен Великим выборщиком, председательствующим в Сенате как представитель императора по торжественным случаям. Его резиденцией стал Люксембургский дворец, а на расходы, связанные с содержанием двора, причиталась еще треть миллиона франков. Титул Великого констебля, как то было при «старом режиме», предназначался Луи, так же, как и треть миллиона франков на расходы в придачу. Однако Люсьен и Жером не получили ничего, так же, как и сестры Наполеона, хотя Мюрату и удалось выбить для себя пост Великого адмирала. В обиход снова вернулся старинный титул маршала Франции, и среди тех, кто его удостоился, оказались Иоахим и Бернадот. Кроме того, на свет божий вытащили целый набор сопутствующих титулов: Верховный канцлер и Верховный казначей империи, Великий маршал двора, Главный конюший. Главный камергер. Главный распорядитель и Главный егерь. Феш стал Главным раздатчиком милостыни. Помимо них расплодились бесчисленные камергеры и нижние придворные чины. Превращение Первого консула в императора было предано осмеянию со стороны европейских коронованных особ. На них не произвела ровно никакого впечатления литургическая пантомима императорской коронации, которая должна была состояться в Соборе Парижской богоматери. Как, впрочем, и на термидорианскую буржуазию, для которых консулат был первым из «золотых веков». Во Франции иногда его сравнивают с правлением короля Генриха IV, который, подобно Наполеону, заново воссоединил страну, истерзав религиозными войнами, принес ей мир и процветание, и чье имя до сих пор с любовью вспоминают французы. Но, в отличие от Наполеона, Генрих был убит, прежде чем сумел ступить на путь агрессии за ее пределами. Империи, выросшей из консульства, было уготовано стать веком славы, купленной, в конечном итоге, ценой катастрофы. Это еще раз доказывает, что, хотя император и был любителем рисковать по-крупному, неизменно при этом жульничая, одновременно он был из рук вон плохим игроком. Его непрочное положение проявляло себя в самых простых вещах. По рассказам Фуше, Наполеон хранил в подвалах Тюильри (под павильоном Марсан) огромные горы золота — не менее 500 миллионов франков, которые ему удалось накопить из того, что Франция вытребовала в иностранной валюте у покоренных ею стран, и ежедневно с алчным блеском в глазах, который бывает у разбойника при виде награбленного, наблюдал за ростом сокровища.

Непрочность положения не помешала Бонапартам воспользоваться ситуацией в своих интересах. В 1806 году Жером сравнивал в письме Люсьену «нашу семью и семейство Бурбонов». Как замечает Питер Гейль, «ничто нас так не поражает, как та легкость, с которой Бонапарты освоились со своим высоким положением…, этот головокружительный взлет, хотя никто из них ни в малейшей мере не страдал от головокружения. Кажется, они так и не поняли, что без гения брата они ничто». Наполеон подчас был способен напомнить им об этом сердито и без обиняков. Например, когда Жозеф пытался подчеркнуть свои «права», угрожая, что не явится на императорскую коронацию, чем уязвил Наполеона в самое чувствительное место своей жадностью к власти, тот вспылил: «Если ты не придешь, то станешь моим врагом. Но какую армию ты поведешь против меня? У тебя ведь ничего нет, и если действительно дойдет до этого, я уничтожу тебя». Жозеф присмирел, но сколько раз Наполеон все уступал ему, и сколько раз он еще будет это делать снова и снова из-за своей неразумной слабости перед семейными узами (если хотите, можете назвать эту слабость корсиканской).

Братья Наполеона были одержимы фантазией, что они сами или же их дети унаследуют от Наполеона трон. В какой-то момент Жозеф настолько поддался опьяняющему возбуждению, что выстрелил из пистолета в портрет императора, обозвав при этом последнего «тираном». Жозеф пришел в негодование, когда Наполеон предложил усыновить сына Луи-Шарля Наполеона, внука Жозефины, в качестве своего наследника, и отчаянно цеплялся за свои «права» старшего брата. В свою очередь Луи отказался передать пальму первенства собственному сыну. С другой стороны, Люсьен, который возвратился в Париж, слышать не хотел, чтобы его сын от мадам Жубертон оказался исключенным из числа наследников, и вскоре, взбешенный, снова уехал в Италию. В конце концов удалось достичь компромисса.

Был установлен следующий порядок наследования: первым в ряду стоял Жозеф, за ним шел Луи, затем их потомки по мужской линии. Правда, император оставил за собой право усыновить любого принца из императорской семьи в качестве наследника по достижении последним восемнадцати лет. Наполеон также выдвинул условие, что его наследник должен служить в армии, а чтобы эта оговорка не мешала Жозефу, император объявил, что брат «выразил свое желание разделить все тяготы армейской жизни в прибрежном лагере в Булони, чтобы таким образом приобщиться к военной доблести». После этого Бонапарт снабдил брата совершенно неслыханным послужным списком, в котором утверждалось, будто Жозеф участвовал во всех кампаниях 1793–1794 годов и даже был ранен при осаде Тулона. Жозеф отправился на несколько недель в Булонь, где, по всей видимости, посвятил все свое время местным дамам легкого поведения. Скрыв свою внешность под париком и очками, он в первую очередь наведался к мадам Фаган — «очаровательной особе из Дюнкерка», к которой благоволили несколько генералов, включая Сульта. У Жозефа там имелось по меньшей мере еще четыре любовницы, среди них одна актриса, супруга одного из приятелей и супруга молодого офицера. В ответ на жест Наполеона Жозеф милостиво согласился позволить собственной супруге Жюли вместе с Элизой, Полиной, Каролиной и Гортензией нести на предстоящей коронации шлейф Жозефины. При этом сам он морщился, глядя на смехотворный костюм, в котором должен появиться на этой церемонии.