Луи-Жозеф Маршан - Наполеон. Годы изгнания

Честь и слава этим храбрым солдатам, ставшим гордостью родины! И вечный позор преступным французам, независимо от их знатности, которые 25 лет сражались бок о бок с нашими врагами, чтобы разорвать на части душу родины!

Как это обращение, так и предыдущее было отмечено печатью огромного вдохновения; речь к генералам, офицерам и солдатам Эльбанского батальона также не уступает в этом первым двум обращениям; она также была продиктована с большой скоростью. Откройте книгу любого греческого или латинского автора, и вы не сможете найти в ней речь, которая бы превзошла эти три. Только подумать, что Наполеона обвиняли в неумении писать, равно как и в отсутствии у него храбрости!

Когда эти обращения были прочитаны на верхней палубе, их содержание было встречено с большим энтузиазмом. Все поспешили сделать себе копии и размножить их, чтобы раздавать после высадки на берег Франции. Император сожалел, что не захватил с собой портативной печатной машины, так как он считал, что печатный текст более достоверен и производит на людей большее впечатление.

Когда мы уже собирались поднять на мачте трехцветный флаг, император через люк протянул мне свою шляпу, чтобы я заменил на ней эльбанскую кокарду на трехцветную национальную кокарду, что заняло у меня всего лишь минуту. Император надел шляпу: при виде кокарды, зиявшей на шляпе еще под солнцем Аустерлица, воодушевление зрителей было столь сильным, что император, Который хотел говорить, и сам не смог вымолвить ни одного слова.

И в самом деле, было бы трудно описать взрыв эмоций, охвативших весь бриг: радостные крики, аплодисменты, топот ног были столь громкими, что, казалось, сразу стали стрелять все корабельные пушки. Это было настоящее ликование.

Зная, что норма довольствия гвардейцев исчерпана, император приказал своему дворецкому вынести провизию, предназначенную для его собственной свиты, и разделить ее с гвардейцами. Кораблям флотилии был дан сигнал сблизиться и поднять трехцветный флаг. Эта церемония была встречена с таким же энтузиазмом, как и на бриге. Гвардейцам объявили о повышениях в должности, и были розданы медали тем, кто их заслужил. Солдаты целого батальона стали легионерами.

Несколько поляков не получили медалей. Полковник Жермановский, возражая против их награждения, заявил, что они еще слишком мало служили, и поэтому он попросил Его Величество подождать, когда они смогут отличиться, чтобы заслужить этот знак храбрости и чести.

Менее чем за милю до бухты Жуан император приказал капитану Ламуретту высадиться с брига вместе с 30 солдатами и на берегу захватить батарею в том месте, где предполагалась высадка всего десанта. Эта батарея находилась между бухтой Жуан и Антибом и не была укомплектована личным составом.

Отряд Ламуретта захватил с собой несколько экземпляров послания гвардейцев своим собратьям по оружию. Послание было следующим:

Бухта Жуан, 1 марта 1815 года

Солдаты и товарищи!

Мы спасли для вас вашего императора, несмотря на многочисленные западни, расставленные на его пути; мы доставляем его вам обратно, переплыв моря среди тысячи опасностей. Мы высадились на землю священной родины с императорским знаменем в руках и с трехцветной кокардой на голове. Растопчите белую кокарду, этот символ позора и рабства, навязанного иностранцами и изменой. Мы бы напрасно пролили свою кровь, если бы нам пришлось терпеть законы, навязанные врагами.

За несколько месяцев правления Бурбоны убедили вас в том, что они ничего не забыли и ничему не научились. Они по-прежнему руководствуются предрассудками, враждебными нашим правам и правам народа.

Те, кто служил в армии против своей страны, против нас, сейчас стали героями! Для них вы — бунтовщики, которых они готовы простить, пока достаточно не усилятся за счет создания армейских корпусов из числа бывших эмигрантов, ввода швейцарской гвардии в Париж и постепенной замены старых офицеров. Тогда, чтобы претендовать на почести и награды, потребуется служба в армии против родины; а офицером может стать тот, чье происхождение соответствует феодальным предрассудкам. Солдат должен будет всегда оставаться солдатом: на народ ляжет бремя налогов, а им достанутся все почести.

Прежде чем ликвидировать орден Почетного Легиона, они в изобилии вручали его предателям, чтобы полностью подорвать его авторитет. Они лишили его всех политических привилегий, которых мы добились нашей собственной кровью.

Те 400 миллионов в специальных активах, которые использовались для наших пожертвований и являлись наследством армии и наградой за наши успехи, были присвоены ими.

Солдаты великой нации! Солдаты великого Наполеона! Неужели вы будете продолжать оставаться солдатами монарха, который в течение 20 лет был врагом Франции и который гордится тем, что вступил на трон благодаря королю-регенту Англии?

Все, что было совершено без народного согласия и нашего согласия и не было согласовано с нами, является незаконным.

Солдаты! Офицеры-отставники! Ветераны наших армий! Идите с нами, чтобы вернуть этот трон и защитить наши права. Пусть же в один прекрасный день потомки скажут: «Иностранцы, которым помогали предатели, навязали Франции позорное рабство; но восстали храбрые люди, и враг народа и армии исчез без следа».

Солдаты! Барабаны бьют! Мы на марше! Спешите взять в руки оружие, приходите и присоединяйтесь к нам, к вашему императору, становитесь под наши трехцветные знамена.

В четыре часа утра мы бросили якорь в бухте Жуан. Все корабли флотилии были вместе, все они подняли трехцветный флаг. Плавание от Эльбы до берега Франции прошло очень удачно; все могло бы закончиться крахом, если бы британский корвет, два фрегата, приписанные к портам Корсики, и корвет «Зефир» выполнили свои обязанности или получили соответствующие приказы. Союзники хотели переправить Наполеона с Эльбы в другое место и не представляли себе, что он будет так хорошо информирован об этом и сам исчезнет с острова до того, как произойдет это последнее нарушение договора в Фонтенбло. В то время письма от префекта Вара, упоминавшие о необычной активности на Эльбе, о рассказах гренадеров, возвращавшихся во Францию, и о влиянии, которое эти рассказы оказывали на общественное мнение в его департаменте Вар, оставались нераспечатанными в течение нескольких дней. Успокаивались тем обстоятельством, что Наполеону пришлось бы иметь дело с армией в 30 000 человек; недовольство среди народа и войск не принималось во внимание, никто не мог поверить, что вся армия перейдет на его сторону, как только он появится перед ней лицом к лицу.