Ефим Янкелевич - Дорога длиной в сто лет

Футбольная команда «Металлист» долгое время была лидером в Украине. Кстати, стадион был универсален для всех видов спорта, не так как в Америке, где строят специализированные стадионы для бейсбола, футбола, баскетбола, хоккея и т. п. Летом там проводились матчи футбольных команд из разных городов. Мы туда, естественно, проникали без билетов. Опишу один оригинальный способ. Подходили к проходной и просили кого нибудь из взрослых провести. Когда это удавалось, взрослый брал нас за руку, а предъявляя билет контролеру говорил, что этот малыш со мной.

На стадионе проводились всевозможные праздничные мероприятия и концерты. Однажды, в какой-то из праздников, я первый и последний раз, видел игру двух команд в пушбол. В него играли мячом, который был выше человеческого роста.

Воспоминания об этом стадионе у меня остались самые теплые.

В парк «Металлист» мы ходили вечерами всей семьей и даже с дядей Яшей и Колькой. Запомнилась игра духового оркестра. Все трубы были блестящими, медными. Больше всего вызывала у меня радость аллея смеха. На той аллее были установлены большие искривленные зеркала, которые отражали зрителя в самом карикатурно-искаженном виде.

У меня сохранилась фотография восьмого класса. Но, как в большинстве случаев, ни фамилий, ни имен на обратной стороне фотографии нет.

Война с немецкими фашистами началась в каникулы после окончания мной 9-го класса. Школа дважды мобилизовывала нас на помощь сельскому хозяйству. Первый раз мы работали на опытной сельскохозяйственной станции по уборке спелого гороха. Работа для нас, городских жителей, была не столько тяжелой, сколько болезненной. Мы все ободрали руки о сухие стебли гороха. Пока кто-то не придумал одевать на руки носки. После работы нам было очень весело. Наш класс, во главе с учительницей, разместили на ночевку в большом соломенном шалаше. Это был первый случай для меня, когда мальчики и девочки спали в одном помещении. Девочки лежали по одну сторону шалаша, а мальчики по другую. Несмотря на дневную усталость, мы допоздна дурачились.

Второй раз старшеклассники школы поехали, причем снова добровольно, на уборку зерновых в колхоз. Нам и здесь было весело.

Когда мы вернулись в Харьков, город сильно опустел и на улицах нередко можно было слышать антисемитское «уезжают жиды». Таких открытых высказываний до войны я не слышал. Теперь вдумайтесь. А если бы не уехали, как это сделали родители моего друга Семена Сокольского? Вся его большая семья не эвакуировалась и погибла в Дробицком Яру. Дробицкий Яр для Харькова это полная аналогия всем известному Бабьему Яру Киева.

Итак, девять классов до войны я окончил в украинской школе в Харькове. Насколько я себя помню, я был худым, рыже-кучерявым, среднего роста, веснушчатым подростком.

Теперь о моей учебе в 10-м классе во время эвакуации в Коканде. Фактически родителей у меня было трое, а не двое. Бабушка в семье была главной. Шла война, семья голодала, передо мной маячил призыв в армию, а на фронте остаться в живых было маловероятным. И все же родители посчитали, что я должен закончить школу.

Так как в Коканд мы приехали в начале декабря, и был уже конец первого учебного полугодия, то решили, что я должен поступить на учебу в 10-й класс не в дневную, а в вечернюю школу. Там и требований меньше и у меня будет больше свободного времени для того, чтобы помогать по дому.

Учиться мне было легко, так как требования к успеваемости в школе были значительно ниже, чем в Харькове. Некоторые трудности были из-за моей «украинизации». Хоть мой бытовой язык был русским, но отголоски украинской школы были. Так вместо слова «сложение» у меня было украинское слово «додавання», по химии «карбонатная кислота» называлась «угольной» и всякие другие мелочи.

Было еще одно затруднение. Иностранным языком в вечерней школе был немецкий, а я в последних классах в Харькове учил французский. В Коканде была всего лишь одна учительница французского языка. Я к ней ходил заниматься на дом. Учил я только один текст «Лейтенант Луайо» Стендаля. Как ни странно, но я и сейчас могу пересказать содержание рассказа. Конечно по-русски, а не по-французски.

У нас был молодой математик по фамилии Калантаров. По национальности он был бухарским евреем. Мы с ним сдружились, хотя бухарские евреи, в массе своей, относились к нам хуже, чем узбеки или русские старожилы. Мы с ним так сдружились, что я иногда, когда задерживался в школе допоздна, ночевал у него на их веранде. Дружба с ним пошла мне на пользу. Какую специальность выбирать мне после окончания школы? Посоветоваться мне было не с кем. Начитавшись, я решил поступать в университет на физико-математический факультет. Я тогда полагал, что это престижно. Он же меня переубедил, что делать этого не следует. Основной его довод был: «Ты, что учителем хочешь стать?» Этого я как раз и не хотел. И я в университет передумал поступать. И вот сейчас, возвращаясь в прошлое думаю, как важно получить правильный совет у опытного человека и вовремя. Вот так в моей памяти остался учитель Калантаров.

Была у нас замечательная классная руководительница. Ни имени, ни фамилии ее я не помню. О ней осталась на память любительская фотография, где мы запечатлены с ней и еще с одним учеником.

О соучениках. Запомнился только один. Он был старше меня, где-то под тридцать. По национальности он был немцем из Поволжья. С началом войны всех немцев оттуда выселили. Так он попал в Коканд. Я иногда бывал у него дома. Для меня это было полезно, так как только у него было вдоволь хлеба — он работал в пекарне. Хоть я еврей, а он немец отношения у меня с ним сложились хорошие. Что я еще помню о нем? Во время нашей учебы его жена ночью стала рожать. Жили они, как и мы, в старом городе, а роддом был в новом городе. Для него, казалось, положение было безвыходным. И все же он у соседа одолжил двухколесную арбу с ишаком и повез жену сам в роддом. Но в дороге начались роды и они родила прямо на соломе арбы. Моему приятелю пришлось зубами перекусить пуповину. И, что характерно, и ребенок, и мать после таких неординарных родов оказались здоровыми.

Хочу рассказать как я возвращался из школы. Обычно я возвращался домой часов в 10 вечера, то есть уже ночью. В старом городе я шел по длиннющей улице Конституции. Середина улицы была вымощена булыжником. Улица освещалась редкими фонарями. В это время все люди уже спали. Так как в городе процветала преступность, идти одному было небезопасно. Во избежание нападения из-за угла, я шел по центру булыжной мостовой. В кармане я держал большой раскрытый перочинный нож. К счастью, все обходилось благополучно. Пока я не возвращался домой, мама с папой не укладывались спать. Если, по непредвиденным обстоятельствам, я в школе задерживался, родители выходили меня встречать. Улица была темной и они определяли мое приближение по моей шаркающей походке, еще меня не видя.