Филипп Корсо - День после Розуэлла

Это выходило за пределы армии.

"Но они не знают точно, что у нас есть, Фил", — продолжил Трюдо. Он говорил постоянно. "И они надорвут свой живот, чтобы узнать это".

"Поэтому мы должны продолжать делать то, что мы делаем и не информировать их о том, что у нас есть, Генерал", — сказал я. "Я работаю над этим". И я работал. Даже при том, что я не был уверен в том, как мы это сделаем, я знал, что работа УИР не изменится просто от того, что у нас были свидетельства розуэлльской катастрофы.

Однако, мы собирались замаскировать свою работу по развитию технологий из Розуэлла, эта работа должна была вписываться в границы существующих методов работы, чтобы никто не заметил разницы. Мы работали в рамках обычного бюджета проектов развития обороны в 1960-х с миллиардным источником, большую часть которого направляли на анализ новых систем вооружения. Только в нашем в бюро велись контракты с крупнейшими национальными оборонными компаниями, с которыми мы поддерживали связь почти ежедневно. Множество проведенных исследований было направлено на улучшение существующего вооружения, на основании полученных от разведки данных, о том, в чем наши противники пытались уязвить нас: более быстрые танки, более мощная артиллерия, лучшие вертолеты, улучшение вкуса сухих пайков.

В отделе Иностранных Технологий мы следили за тем, что производилось в других странах, у союзников и противников, и как мы могли это использовать для себя. Французы, итальянцы, западные немцы, у всех у них были свои собственные системы вооружения и направления развития, которые для наших стандартов казались экзотичными, но все же имели определенные преимущества. Русские обогнали нас в области жидкостных ракетных двигателей и пользовались более простыми и более эффективными разработками. Моя работа состояла в том, чтобы оценивать потенциал иностранной технологии и улучшать все, что мы могли улучшить. Я получал фотографии, проекты и спецификации иностранных систем вооружения, таких к примеру, как французские технологии вертолетостроения и передавал их в американские оборонные компании — Белл, Сикорский или Хьюз, чтобы посмотреть, сможем ли мы развить эти направления для себя. И это было прекрасное прикрытие для защиты технологий из Розуэлла, но мы все еще выясняли, что нам с ними сделать. Они не могли навсегда остаться в картотеке или на полке.

То, что мы почерпнули из катастрофы в Розуэлле и сумели придержать, вероятно было наиболее охраняемой военной тайной. Но пока это все было в зачатке. Вплоть до 1961 года у армии не было планов по использованию технологий, не раскрывая их природы или источника и не раскрывая единственной самой большой государственной тайны. В армии не было никаких специальных подразделений для управления розуэлльскими и другими аспектами встреч с НЛО, так как это все было в военно-воздушных силах, никто не вел публичного учета всего, что попало в армию из Розуэлла и следовательно, не было никакого механизма надзора. Вплоть до 1961 года, все шло по принципу «оторви, сколько сможешь», но теперь все должно было измениться. Генерал Трюдо искал великую схему игры до победы. Она началась с исследования истории о том, как все эти документы — полевые рапорты, информация о вскрытии, описания найденных после крушения предметов и сами розуэлльские технологии — попали в ВоенУИР.

К счастью для меня, вся история Розуэлла была пока еще неизвестна вне пределов самых высоких военных кругов в 1961 году.

Майор в отставке Джесси Марсель, офицер разведки 509-го, который был на месте крушения в июле 1947 года и который первым сообщил о космическом корабле, не будет ничего говорить публике по крайней мере в течение ближайших десяти лет. Все остальные связанные с инцидентом, либо уже умерли, либо поклялись навсегда замолчать.

Военно-воздушные силы, которые быстро все попрятали с целью перетянуть на себя управление делами Розуэлла, продолжающимися контактами с НЛО и их наблюдениями, все еще держали свои знания под грифом секретности в Команде Разведки Военно-воздушных сил и играли с ЦРУ в тяни-толкай для получения информации о наблюдениях и происходящих контактах с чем-либо внеземным. Они пока еще не являлись проблемой для меня, но все было еще впереди.

Мое исследование не касалось самих катастроф в Розуэлле, в Короне или в Сан Агустине — если эти катастрофы в действительности были в начале июля 1947 года, а следующего дня после Розуэлла, когда Билл Блэнчард из 509-го упаковал инопланетные обломки и отправил их в Форт Блисс, где штаб Генерала Роджера Рэйми определил их окончательное местоположение и начала разворачиваться официальная история событий по версии правительства.

В первые часы после прибытия груза в Техас было много суеты из-за того, что было найдено и что было не было найдено военными офицерами, отвечавшими за всю поисковую операцию, они быстро придумали прикрытие истории и план того, как заставить всех военных и гражданских свидетелей молчать об обломках. Прикрытие было простым. Генерал Рэйми приказал, чтобы Майор Джесси Марсель отказался от своей истории о "летающей тарелке" и сфотографировался с обломками от метеорологического зонда, который, как он сказал, и был обломками, обнаруженными поисковой командой за пределами Розуэлла. Марсель выполнил приказ и летающая тарелка официально стала метеорологическим зондом.

Молчание свидетелей из числа военных, также было получено достаточно легко с помощью спущенных генералом Рэйми приказов по всему 509-му и Форту Блиссу, требующих отрицать участие в любой операции, кроме как по возврату зонда. Как только материалы покинули команду Рэйми и достигли Материальной части ВВС генерал-лейтенанта Натана П. Твининга в Райт Филд, все что надо было делать генералу Рэйми, так это отрицать то, что он уже отрицал, теперь они уже не были в зоне его ответственности. Теперь они принадлежали Генералу Твинингу, с чьего стола началась совершенно новая эра армейской путаницы с материалом из Розуэлла.

Генерал Рэйми рассматривал инцидент, как угрозу национальной безопасности и направил все силы, которые у него были на возврат материала для анализа и подавления любых провоцирующих панику слухов.

Поэтому, Рэйми использовал уже отправленный в 509-й персонал контрразведки и приказал, им внедриться в гражданское общество и вооруженные силы и использовать любые необходимые средства, чтобы подавить историю о катастрофе и обнаружении обломков. Нельзя допускать выхода наружу новостей, нельзя допускать никаких предположений и уже циркулирующая история о разбитой летающей тарелке должна закончиться.

К следующему утру 8 июля, операция по подавлению истории о катастрофе развернулась в полную силу. Армия успела выпустить новый пресс-релиз к тому времени, когда офицеры Корпуса контрразведки добрались до свидетелей и используя угрозы и откровенно предлагая деньги, вынудили их отказаться от своих заявлений о том, что они видели. Владелец ранчо Мак Брэзель, который сначала рассказал, что был там во время сбора обломков и описал эти странные обломки, исчез на два дня, а затем появился в городе в новом пикапе, отрицая, что он что-либо видел. Офицеры Корпуса контрразведки появлялись в жилых домах и спокойно разговаривали с родителями о том, что знали их дети. И не важно, что о произошедшем думали люди, военные сказали, что ничего не было и этого следует придерживаться.