Филипп Корсо - День после Розуэлла

Я никогда не спрашивал его об этом, что выглядит странно, потому что в армии не задают вопросов. Вы просто выполняете приказ. Сейчас, как и тогда, я ни в чем не сомневаюсь. Я только помню, что вышел из той ночи, чтобы по возможности дать ход максимальному числу документов из Розуэлла и считал, что в любом случае я правильно поступаю.

И в первые несколько недель работы в Иностранных Технологиях УИР, я ничего не делал, а только ломал голову над стратегией, которую мог рекомендовать своему боссу. Среди постоянного двадцатичетырехчасового движения внутри здания, где всегда кто-то работает, я провел за своим столом больше времени, чем дома. Вечерами, выходными днями, ранним утро перед восходом оранжевого пламени солнца над рекой в Вашингтоне, Вы могли обнаружить меня глядящего на четыре ящика стоящей напротив угловой стены картотеки. Во время обдумывания стратегии применения этих инопланетных предметов, я иногда настолько поглощался игрой с кодовым замком, что забывал последовательность чисел и ожидал, пока мой мозг не перезагрузится. И всегда, недалеко от моего кабинета существовала сдерживаемая безотлагательность кризиса, взведенный спусковой механизм военной машины, готовый напасть всегда и везде, в любое время, в звуке голоса на другом конце зашифрованного телефона, в мягко окрашенных стенах кабинета и дальше среди миль коридоров во внутреннем или внешнем кольце.

Вы думаете о Пентагоне как о чем-то вроде аморфного существа с одним единственным типом мышления и одной единственной целью.

Вероятно, также большинство людей думает о структуре американских вооруженных сил: одна армия, одна цель, все идут вместе. Но это почти полностью неправда. Американские вооруженные силы и их кабинеты, Пентагон, как и любые большие бизнесы с сотнями различных отделений, где многие прямо и явно соревнуются друг с другом за одни и те же ресурсы, но с различными стремлениями и тактическими целями. Когда дело доходит до защиты Америки и войны, у разных армейских подразделений оказываются разные цели и таким отличиям весьма свойственно появляться даже внутри одного отделения.

Я погрузился в это сразу в течение первых недель, вернувшись к Дебатам округа Колумбия, которые начались еще во время Второй мировой войны шестнадцать лет тому назад и на фоне всего этого был Розуэлл. В военно-морском флоте были серьезные пререкания между защитниками авианосцев Второй мировой войны и подводниками Адмирала Хаймана Риковера, которые считали этих коротко стриженных стадом слонов, медленных и уязвимых. С другой стороны, почти все подводные лодки, передвигавшиеся на ядерном топливе, могли глубоко погружаться, подходить на тысячи миль к вражеской территории и наносить сильный вред в его самых уязвимых местах разделяющимися ядерными боеголовками. С нашим подводным флотом гибель противника неминуема. Поэтому, кому еще нужен авианосец с толпой истребителей и другим эскортом, когда всего одна подводная лодка может нокаутировать врага в любом месте, в любое время, без контроля каждого своего шага вражескими спутниками-шпионами? Посмотрите, что наши подводные лодки сделали с японцами в Тихом океане; посмотрите, что немецкие подводные лодки делали с нами в Атлантике. Но в 1960-х Вы не могли убедить морское руководство.

Как и у военно-морского флота, у военно-воздушных сил, как и у всей армии, также имелись различные защитники для различных целей. И когда там соперничают цели и стратегии, четко сформулированные самыми лучшими и самыми умными людьми, закончившими университеты, военные колледжи и курсы офицеров, существуют прагматичные люди, играющие друг с другом в большие игры ради больших призов: львиной долей военного бюджета. А в самом центре всего этого, в месте, где тратятся доллары, сидят разработчики оружия, которые работают на соответствующие подразделения вооруженных сил.

И это происходило прямо там, где я находился в первые дни 1961 года, вскоре после того, как Джон Ф. Кеннеди вступил в правление. Я только вернулся в Вашингтон с линии фронта, о которой никто не думал как о реальной войне кроме нас, парней, которые там побывали. Во время настоящей войны, такой как в Корее, было легче. Ваша цель состоит в том, чтобы обойти другого парня, насколько сможете, убить столько его людей, сколько Вы сможете и вынудить его сдаться. У Вас есть очень прагматическая стратегия: Вы что-то пробуете и если это сработает, то Вы продолжаете это делать, пока оно не прекратит работать. Но на линии фронта в Германии, где бои велись только с помощью радиолокации, угроз и маневров, Вы должны были оценивать, сколько может быть убито солдат или сколько самолетов вы сможете сбить, если начнется реальная стрельба. А у американцев была холодная война, противостояние военных машин двух крупных супердержав, которые способны к моментальному уничтожению друг друга, или же умение почувствовать существенную слабость противника в способности принимать ответные меры.

Таким образом, Вы ежедневно играли в шахматы по всему миру во множестве различных военных кабинетов, где чтобы узнать кто победит, формулировались различные сценарии. Это была игра в числа и стратегии со многими вооруженными силами во всем мире, где битвы за победу и поражение проводились на компьютерах — очень изящно и точно. Но что знало очень небольшое число людей за пределами правительства, так это то, что Холодная война была настоящей Горячей войной, идущей с применением настоящих пуль и с реальными жертвами, но только никто не мог сделать шаг, чтобы согласиться с ней, потому что линии фронта проходили в самих правящих столицах стран. Я видел это своими глазами прямо здесь в Вашингтоне, где война продолжалась начиная с 1947 года.

Поэтому при участии заинтересованных сторон и напряженных отношений между различными бюро и службами Пентагона, я в течение первых двух недель изучил политику новой работы. С грузом рапортов, научных исследований, результатов медицинских вскрытий и технологических обломков из Розуэлла, которые находились у меня под замком, мое первое правило состояло в том, чтобы быть максимально осмотрительным, не привлекать к себе внимание. Я освоил этот навык, когда служил в штабе Макартура в Корее десятью годами ранее: Я должен был стать незаметным человечком. Если люди Вас не видят, то они не обращают на Вас внимание.

Именно так вы учитесь.

И в течение этих первых нескольких недель я много увидел и узнал о том, как за эти четырнадцать лет со дня катастрофы, начиная с активных обсуждений в Белом доме после того, как Эйзенхауэр стал президентом, назрело убеждение в изучении Розуэлла. Каждое из различных подразделений армии защищало свою собственную тайну Розуэлла — связанные с ним документы и активно стремилось собрать как можно больше нового материала из Розуэлла.