Клод-Франсуа де Меневаль - Наполеон. Годы величия

Сенат и Государственный совет в полном составе прибыли в зал Законодательного собрания, чтобы присутствовать на его сессии. После того как члены Сената и Государственного совета заняли указанные им места в зале, прибыла императрица и в окружении своих придворных дам и офицеров из числа ее обслуживающего персонала направилась на зарезервированную для нее галерею. Наконец, через пятнадцать минут после императрицы появился император, представленный собравшимся в соответствии с принятым церемониалом.

Когда новый президент Законодательного собрания герцог де Масса принял присягу из рук императора, его величество приступил к изложению своей тронной речи:

«Сенаторы, государственные советники, депутаты департаментов законодательного корпуса!

В этой военной кампании блестящие победы прославили французское оружие, но беспримерное предательское отступничество сделало эти победы бесполезными. Все обернулось против нас. Даже Франция оказалась бы в опасности, если бы не энергия и единство французского народа. В этих весьма важных условиях моей первой мыслью стала необходимость созвать вас всех. Мое сердце нуждается в присутствии и любви моих подданных.

Я никогда не был соблазнен блеском успеха; я не буду доступен атакам превратности судьбы. Я много раз протягивал руку мира нациям, когда они теряли все. Частью моих завоеваний стало то, что я воздвигнул троны для королей, которые сейчас покинули меня.

Я задумывал и выполнял грандиозные планы для счастья всего мира. Но, являясь монархом и отцом, я чувствую, что мир обеспечивает безопасность тронов и семей. Мы вступили в переговоры с конфедеративными державами. Я придерживался основных принципов, которые они предложили мне. Я тогда надеялся, что, еще до открытия этой сессии, конгресс в Мангейме будет собран; но повторяемые задержки, которые не могут быть приписаны Франции, отложили начало конгресса, которого с таким нетерпением жаждет весь мир. Я отдал приказ, чтобы все подлинники документов, содержащиеся в портфеле министра иностранных дел, были представлены на ваше рассмотрение. Вы будете ознакомлены с ними через созданную вами комиссию. Представители моего совета информируют вас о моих пожеланиях по этому вопросу.

Ничто с моей стороны не препятствует восстановлению мира; я знаю и разделяю чувства французов, я повторяю, французов, потому что нет из них ни одного, который желал бы получить мир ценой чести. С сожалением я требую от этого благородного народа новых жертв, но эти жертвы необходимы во имя их самых благородных и самых дорогих интересов. Я был принужден усилить свои армии многочисленными наборами рекрутов, ибо нации обеспечивают свою безопасность только тогда, когда демонстрируют всю свою мощь. Увеличение денежных поступлений стало обязательным. Предложения, которые мой министр финансов представит вам, находятся в полном соответствии с установленной мною финансовой системой. Мы удовлетворим все требования, не прибегая к одалживанию, которое использует ресурсы будущего, и не прибегая к выпуску бумажных денег, которые являются величайшим врагом социального порядка.

Я удовлетворен чувствами, проявленными по отношению ко мне при данных обстоятельствах моим народом Италии.

Только Дания и Неаполь остаются верными их союзническому долгу нам. Республика Соединенных Штатов успешно продолжает свою войну против Англии. Я признал нейтралитет девятнадцати кантонов Швейцарии.

Сенаторы, государственные советники, депутаты департаментов законодательного корпуса! В вашей компетенции находится проявление энергии, которая отстоит нашу страну, к полному восхищению всех будущих поколений. Пусть будущие поколения не скажут о нас: «Они пожертвовали первейшими интересами своей страны; они признали контроль, который Англия тщетно старалась навязать Франции на протяжении четырех веков».

Моему народу не следует опасаться, что политика их императора когда-либо предаст величие нации; и, со своей стороны, я убежден, что французский народ всегда будет доказывать, что он достоин самого себя и меня».

Эта тронная речь воспринималась с единодушными возгласами: «Да здравствует император!» Когда его величество вернулся в Тюильри, он ощущал чувство величайшего удовлетворения. Хотя у него разболелась голова, боль прошла после часа отдыха. К вечеру она окончательно исчезла, и император спросил меня, что я слышал относительно того, о чем говорят в народе. Я искренне ответил ему, что все мои знакомые единодушно согласны с тем, что желание мира было всеобщим. «Мир! Мир! — воскликнул император. — Кто может желать его больше, чем я?!»

Наполеон сделал за шесть недель все, что воля, энергия характера и сверхчеловеческая активность смогли создать в отношении накопления ресурсов, однако больше уже не мог откладывать свой отъезд в действующую армию. 23 января 1814 года, за два дня до отъезда, император собрал офицеров легионов национальной гвардии во дворце Тюильри и, представив им императрицу и короля Рима, сказал:

«Я собираюсь сражаться с врагом. Я поручаю вам то, что является для меня самым дорогим — императрицу, мою супругу, и короля Рима, моего сына». Новым письмом он подтвердил регентство императрицы и выехал из Парижа 25 января, обняв на прощание супругу и сына, которых он более никогда не увидит. Прежде чем покинуть дворец Тюильри, он с печалью узнал, что Иоахим Мюрат, король Неаполитанский, его шурин, выступил с неаполитанской армией против французских войск, которыми командовал вице-король Италии Евгений.

Мне известно, что король Иоахим пережил в душе страшную трагедию, прежде чем принять такое роковое решение. Он льстил себя надеждой, что, решившись на такую крайнюю меру, сможет найти в будущем способ, чтобы вновь поступить на службу к императору. Он даже и представить себе не мог, что этот поступок очень скоро приведет его к потере трона и собственной жизни.

Союзники вторглись на территорию Франции.

Император начал свою бессмертную военную кампанию во Франции со славной победы в сражении при Бриенне, но уже сразу после этого был атакован войсками союзников, в три раза превосходившими в живой силе его армию, и потерпел поражение в сражении при Ла-Ротьере. В Париже возникло опасение, что враг появится у стен города; охватившая всех тревога была столь значительна, что в какой-то момент стал обсуждаться вопрос о том, следует ли эвакуировать великий город или нет. Император сам был обеспокоен перспективой такой опасности и теми критическими обстоятельствами, в которых могли оказаться правительство императрицы-регентши и кабинет министров империи.