Клод-Франсуа де Меневаль - Наполеон. Годы величия

Наполеону даже не приходила мысль о подготовке для себя комфортабельных условий в случае бедствия; он настолько ассоциировал себя со своей страной, что в тот день, когда расставался с Францией, он полагал, что более ни в чем не нуждается.

В то время, пока Мария Луиза была еще в Орлеане, туда прибыл с возложенной на него специальной миссией г-н Дюдон, бывший докладчик Государственного совета, который благодаря протекции архиканцлера сделал быструю карьеру. Он в свое время попал в немилость к Наполеону за то, что покинул свой пост в Испании. Временное правительство Франции, считавшее, что все недовольные имперским режимом должны проявлять себя блестящими чиновниками, поручило г-ну Дюдону отправиться в Орлеан и запустить руку в казну императора.

В то же самое время, чтобы оправдать этот уникальный грабеж, временное правительство сделало вид, что оно получило информацию о том, что значительные суммы денег были вывезены из Парижа до оккупации города войсками союзников — размер этих сумм был увеличен за счет мародерства общественных муниципальных казначейств, фондов ростовщических заведений и даже финансовой отчетности больниц. Изданный по этому поводу декрет обязал всех лиц, незаконно присвоивших денежные средства, немедленно заявить об их наличии и вернуть их муниципальным и государственным сборщикам налогов под угрозой объявления таких лиц расхитителями государственных средств и в качестве таковых подлежащих судебному преследованию в соответствии с уголовным и гражданским кодексом. Этот декрет от 9 апреля был подписан пятью членами временного правительства — Талейраном, Дальбергом, Франсуа де Жокуром, Бернонвиллем и аббатом де Монтескье.

Приехав в Орлеан, где, как он знал, найдет императорское сокровище, которое и являлось целью декрета, изданного временным правительством, г-н Дюдон отправился в дом барона де ла Буейри, генерального казначея императорской короны, который ничего общего не имел с общественными фондами; г-н Дюдон сообщил барону о своем статусе правительственного уполномоченного и потребовал, чтобы императорский казначей представил ему все сборники денежных отчетов. От императорского казначея г-н Дюдон проследовал к дому генерала Кафарелли, которого уведомил о декрете, конфискующем денежное наследие императора, полученное в результате грабежа общественных денежных фондов.

Несмотря на протесты этого генерала и г-на Шампаньи, которые настойчиво отрицали, что представленный г-ном Дюдоном декрет применим к императорским денежным средствам, поскольку они являлись исключительно частной собственностью императора и были результатом сбережений его цивильного листа, что было достоверно установлено, г-н Дюдон с помощью офицера во главе отборных жандармов, которым была поручена охрана императорских денег, в течение этого же вечера забрал фургоны с деньгами. В фургонах, стоявших на площади, хранились около 10 000 000 франков в золотых и серебряных монетах, 3 000 000 франков в монетах из других металлов, нюхательные коробочки и кольца, украшенные бриллиантами, предназначавшиеся для подарков и оцененные в сумму примерно 400 000 франков, одежды императора и императрицы, украшения и даже носовые платки императора, отмеченные буквой «N», и императорская корона. Русский генерал Шувалов, которого попросили вмешаться в это дело, и пальцем не пошевелил, чтобы воспрепятствовать такому отвратительному поступку.

13 апреля в Орлеан прибыл генерал Камбронн с двумя батальонами гвардейцев. Император, узнав, что одной из причин, которая могла помешать Марии Луизе приехать в Фонтенбло, стало опасение, что по пути туда ее могли арестовать войска противника, направил эти два батальона для ее зашиты. Я, однако, не был осведомлен о том, каковы были инструкции генерала Камбронна, так как мы не получали никаких заблаговременных сообщений о его прибытии в Орлеан. Он не встретился с императрицей в Орлеане, ибо она за день до этого выехала в Рамбуйе. В итоге вся миссия генерала ограничилась зашитой транспорта, отправленного в Фонтенбло с остатками императорской казны, которые хранились г-ном Пейруссом, рвение и верность которого одно время недооценивались императором, несмотря на то, что г-н Пейрусс никогда его не подводил.

Фургоны, содержавшие личное сокровище Наполеона, которые были захвачены г-ном Дюдоном в Орлеане, были отправлены в Париж. Я узнал от г-на де ла Буйери, который, являясь казначеем императорского цивильного листа, был облечен теми же функциями и при Луи XVIII, что остатки этого сокровища были перевезены в Тюильри, что одна из бочек с золотом была разбита и ее содержимое было распределено среди той эмигрантской аристократии, которая осаждала двор графа д’Артуа, который в то время был наместником короля, и что этот граф ни в коей мере не воспрепятствовал подобному распределению золота. Барон Луи, назначенный министром финансов, поспешил спасти оставшиеся деньги, узнав об этом мародерстве. Но когда г-н де ла Буйери запросил два миллиона франков, необходимых для выполнения обязательства, взятого на себя Наполеоном в отношении офицеров и его обслуживающего персонала, обязательства, гарантированного статьей девятой договора в Фонтенбло, брат короля, граф д’Артуа, приказал, по обоюдному совету барона Луи и г-на Талейрана, чтобы остатки императорского денежного состояния в размере восьми или десяти миллионов франков были просто-напросто переданы в общественное казначейство, — сначала в качестве займа, а затем в бессрочное использование.

Такова была судьба этого денежного состояния императора, плода сбережений, которые Наполеон накопил за счет доходов от цивильного листа в течение десяти лет. Из 120 000 000 франков, составлявших поначалу основу императорских сбережений, 100 000 000 были использованы для самых благородных целей, поскольку они были потрачены на реорганизацию армии и на нужды общественного казначейства. Оставшиеся деньги, как я только что рассказал, стали жертвой насилия и предательства.

В тот же самый день, когда было совершено преступление против жалких остатков его материальных ресурсов, император поставил свою подпись на документе об отречении от престола в бывшей своей резиденции в Фонтенбло.

В течение первых дней нашего пребывания в Фонтенбло мысль о том, что император вскоре перестанет править Францией, никому из тех, кто окружал его, даже и не приходила в голову, поскольку каждый из нас был уверен, что император Австрии не согласится с тем, что его зять, дочь и внук будут свергнуты с трона; в этом мы очень сильно заблуждались. Я заметил, что в эти первые дни в Фонтенбло его величеству направлялось гораздо больше петиций, чем обычно; но мне неизвестно, реагировал ли он на эти петиции положительным образом и вообще отвечал ли на них.