Клод-Франсуа де Меневаль - Наполеон. Годы величия

Пока военные операции шли своим ходом, открылся конгресс союзнических стран с участием представителей Франции. 7 февраля союзники, полные гордости от успеха, которого они добились в сражении при Ла-Ротьере, дезавуировали основные условия мирного договора, предложенные ими самими во Франкфурте и принятые императором. Они потребовали, чтобы Франция вернулась к своим границам до 1792 года и отказалась от всех притязаний на суверенные государства и протектораты в Италии, Германии и Швейцарии. Наполеон заявил, что не может оставить территорию Франции меньшей, чем тогда, когда он получил Францию в 1800 году, что не станет покупать сохранение своей короны ценой унизительного договора и что отречется от престола, если французская нация не поддержит его.

Более ни на что не надеясь с подобными противниками, даже и не думая позволять себе приходить в уныние от их домогательств, император, используя ресурсы своего гения, осуществил один из тех блестящих маневров, которые были так ему свойственны. В результате он одержал победы в сражениях при Шампобере, Монмирайле и Вошане, не считая нескольких мелких. Эти военные успехи Наполеона повергли союзные войска в ужас. Их полномочные представители поспешили прибегнуть к своей обычной тактике. Они возобновили свои обманчивые предложения о перемирии.

Но, опомнившись от первых потрясений, русские и английские полномочные представители, доминировавшие на конгрессе, внезапно прервали переговоры. Они поняли, что военные успехи, достигнутые Наполеоном с горсткой героев, которые не получили поддержки, обошлись победителю слишком дорого и что эти победы только ослабили его. 1 марта четыре великие державы подписали договор, благодаря которому их союз еще более укрепился. Они приняли решение придерживаться наступательной тактики и не вести переговоры с Наполеоном каждый в отдельности. Англия предоставила коалиции новые денежные ассигнования.

Одновременно с принятием решения об объединении своих сил и наступлении на Париж единым фронтом союзники отказались от пустой демонстрации готовности к ведению переговоров.

Среди различных организаций и обществ в государстве стало набирать силу скрытое брожение умов, недовольных действиями Наполеона. Косвенные инсинуации, за которыми последовали более явные действия, привели к тому, что была поставлена цель лишить Наполеона власти и вынудить его отречься от престола в пользу сына.

Основным обвинением, выдвинутым против императора, служило то обстоятельство, что после блестящих побед над силами враждебной коалиции он не ослабил пружин своего диктаторского правления. Но время было совсем не то, чтобы Наполеон мог позволить себе заняться такими экспериментами, как расширение политических свобод, при том, что ему приходилось противостоять многочисленным активным противникам, постоянно возникавшим перед ним.

Шумное выражение жалоб и взаимных обвинений вылилось в общее враждебное отношение к императору. Эти чувства оппозиции к несчастному императору, подобно инфекционной болезни, не минули большинства лидеров армии. Вместо того чтобы откликнуться на трепетные призывы Наполеона, они вынудили его принять решение об отречении от престала.

Император согласился пойти на эту жертву для того, чтобы защитить права своего сына. Наполеон направил к союзным монархам генерала Коленкура, к которому он добавил маршала Мармона, а также маршала Нея, а в его отсутствие маршала Макдональда, с документом об отречении от престола. Но в этот момент маршал Мармон, на преданность которого, как считал император, он мог положиться в дни бедствия, предал французский флаг.

Это был смертельный удар всему делу Наполеона. Предательство Мармона стало следствием решения императора Александра, который до этой поры, казалось, колебался в отношении вопроса о регентстве, добиться от имени союзных держав безоговорочного отречения императора от престола.

В январе 1814 года братья императора, за исключением Люсьена, собрались в Париже.

Король Жером, вынужденный из-за восстания в Германии, а также под натиском неприятельских войск покинуть свое королевство, искал пристанища во Франции вместе с королевой Катериной. Нарушение территории Швейцарии союзными войсками не позволило бывшему голландскому королю Луи продлить свое пребывание там. Он прибыл в Париж 1 января 1814 года и был холодно принят императором. Восстановление монаршего дома Нассау разрушило все надежды короля Луи. Он решил забыть о них и думал лишь о том, чтобы спокойно жить в уединении. Его здоровье находилось в плачевном состоянии. Все его конечности почти отказывались служить ему, и никакое лекарство не могло приостановить его прогрессирующую болезнь. Король Луи приехал в Париж, надеясь, что сможет жить в своем поместье в Сент-Ле, но последовал за императрицей, когда она отправилась из Парижа в Блуа. Когда Бурбоны вернулись в Париж, он оставил императрицу и ее сына и возвратился в Швейцарию, откуда потом проследовал в Рим. Король Жозеф также нашел пристанище в Швейцарии и вел там спокойный образ жизни до тех пор, пока император не вернулся с острова Эльба. Король Жером вернулся вместе с королевой к своему тестю, королю Вюртемберга, который обращался с ним, как с преступником.

Ну и время же это было! Какое печальное время и какие скорбные события мне приходится сейчас воскрешать в памяти, овеянной грустью!

Теперь в своем рассказе я подхожу к тому роковому дню, когда грязным сапогам объединенных армий Европы предстояло марать землю Парижа. Какой удар императору! Именно тогда — увы, все напрасно! — он продемонстрировал такую же потрясающую активность, какую его гений проявил так блестяще в период итальянской кампании. Мне впервые довелось увидеть его в Маренго, на следующий день после сражения, и какой контраст с тем видом представляло его подавленное настроение, когда я увидел его 21 марта в Фонтенбло.

Я приехал туда незадолго до прибытия императора. Его лицо было бледным, и он выглядел таким утомленным, каким я его никогда не видел. Император никому ничего не сказал. Он сразу же закрылся в кабинете с г-ном Маре, маршалом Бертье и генералом Коленкуром. Его величество лег спать очень поздно и, на мой взгляд, выглядел совершенно разбитым. Время от времени я слышал, как из его груди вырывались сдавленные вздохи.

В последующие два дня в Фонтенбло воцарилась неописуемо мрачная и молчаливая атмосфера уныния. Подвергшись столь многочисленным ударам, император теперь редко заходил в свой кабинет, где он обычно проводил так много часов за работой. Он настолько был погружен в противоречивые раздумья, что часто не замечал людей, которых сам вызвал к себе, смотрел на прибывших невидящим взглядом и иногда в течение тридцати минут не говорил им ни слова; затем, словно очнувшись от оцепенения, задавал им вопросы, но, казалось, не слышал их ответы; и даже присутствие г-на Маре и генерала Коленкура, которых он вызывал чаще других, не выводило его из состояния полнейшей летаргии.